Чёрная смерть

Питер Брейгель Старший. «Триумф смерти». 1562 г. Прадо

«Чёрная смерть» («чёрный мор») — пандеми́я чумы, протекавшей преимущественно в бубонной форме и прошедшей по Европе в середине XIV века (1346—1351).

Была занесена из Монголии. Жертвами чёрной смерти стали 78 млн по Европе, Азии и Африке, из них 34 млн —в Европе. Известная также под именем «второй пандемии» (первой была Юстинианова чума, а третьей — великая пандемия XIX века), Чёрная Смерть оставила неизгладимый след в истории Европы, наложив отпечаток на экономику, психологию, культуру и даже генетический состав Европейской популяции человека.

История

Причины появления

Экологический фактор

XIV век был временем нестабильности океанов и резкого изменения климата на всём континенте Евразия. Причины, вызвавшие это явление, досконально не известны до сих пор, однако, чаще всего называется пониженная солнечная активность и сложные взаимодействия между атмосферными и водными течениями в Северной Атлантике. Климат стал неустойчивым, холодным, периоды повышенной влажности чередовались с засухой, сократился вегетационный цикл растений. 1300—1309 гг. в Европе выдались чрезмерно засушливыми, в 1312—1322 гг. холодные ливневые дожди на корню губили урожай, что привело к великому голоду 1315—1317 гг.

Как и юстинианской чуме восемью веками ранее, явлению Чёрной Смерти предшествовали множественные катастрофические явления. Документы и хроники того времени донесли до нас сведения о гибельной засухе и последовавшем затем голоде в междуречье Янцзы и Хуайхэ (Китай), нашествии саранчи в Хонане и последовавших затем ливневых дождях и ураганах, накрывших собой Кингчиа (1333 г.). В катастрофических наводнениях погибло до 400 тыс. человек. Гора Цинчоу исчезла, поглощённая землетрясением, оставив после себя гигантскую трещину в земле, в Гуаньчжоу слышался «подземный гром», причём отдельные толчки продолжались вплоть до 1345 г, тогда же ливневые дожди вызвали наводнение и в этом районе. Горы Ки-мин-чан исчезли, оставив после себя обширную трещину («величиной в сотню лиг»), вскоре превратившуюся в озеро (1334 г.). Стихийные бедствия в Китае продолжались вплоть до 1347 г., унеся жизни пяти миллионов человек, что вызвало ропот среди населения и стойкую уверенность, что императорская политика не соответствует воле неба.

В Индии, по сообщениям авиньонского музыканта Луиса Хейлигена,

В Великой Индии... в первый день прошёл ливень из лягушек, ящериц, змей, скорпионов и подобных им ядовитых гадов, на второй с неба разили молнии и сполохи огня, вперемежку с градом невиданной доселе величины, и, наконец, на третий день с неба сошёл огонь и смрадный дым, каковой смёл с лица земли всё, что ещё оставалось живого среди людей и иных тварей, и сжёгший все бывшие там города до самого основания.

В том же 1337 году явилось «моровое поветрие», принесённое, как тогда полагали южным ветром. Отмечались также землетрясения с эпицентром в Гималаях и значительная вулканическая активность.

В Европе в 1333 г. проснулся вулкан Этна, серное облако накрыло собой даже Кипр. Климат на Юге в последние годы перед «Чёрной смертью» вновь изменился, настала тёплая и сырая погода, в 1337 г. наблюдалось небывалое нашествие саранчи, «покрывавшей крыши домов и забивавшей собой колодцы на фут глубины». В 1342 г. катастрофические снегопады и дожди вызвали наводнения во Франции и Германии, наводнения и ливни продолжались в 1343 г., начиная с 1345 г. начался период «особенной сырости», продолжавшийся в течение нескольких следующих лет, вновь азиатская саранча накрыла Европу, распространившись вплоть до Голштинии. Среди домашних животных начались повальные болезни.

Землетрясение 25 января 1345 г. ощущалось даже в Скандинавии, подземные толчки возобновились 2 февраля того же года. Среди мест, особенно пострадавших от стихийного бедствия называются Ломбардия, Каринтия, Истрия, Швабия, Бавария, Моравия, Рим, Парма. В Венеции «сами собой звонили колокола Св. Марка», дома и церкви давали трещины и обрушивались на землю. В 1349 г. землетрясение повторилось, на этот раз пострадали Польша, Англия, Северная Европа. Толчки ощущались вплоть до 1360 г.

Зима 1347—1348 гг. выдалась необычайно холодной, дикие звери, выгнанные из лесов бескормицей, нападали на людей, «выхватывали из рук матерей грудных младенцев». И в то же время «явилось нашествие невиданных ранее насекомых, странного вида червей, толстобрюхих жаб, хвостатых лягушек диковинного вида, незнакомых врачам того времени, множество жуков всевозможных форм, огромных чёрных листовёрток, гигантских пауков и комаров самых невероятных и пугающих расцветок и очертаний».

Социально-экономический фактор

Файл:Metro-Graf kuga.png

От чумы скончалось до тридцати четырёх миллионов человек населения Европы 1347—1351

Население Европы к началу XIV века составляло около 42 млн человек, при том, что средства обработки земли, оставались ещё крайне примитивными. Прирост населения, наблюдавшийся в предшествующие времена, привёл к усиленной эксплуатации полей, с которых пытались снять максимальные урожаи, а также увеличению пашенных угодий, в результате чего земля уже не могла, как ранее, отлёживаться под паром, постепенно восстанавливая плодородие. Как результат хищнической эксплуатации, началось истощение полей, урожайность упала вчетверо, так, на 10 посеянных зёрен всходило 2 против обыкновенного числа 8-10, как то наблюдалось ранее.

Как и следовало ожидать, результатом стал голод, продолжавшийся в течение двух лет (1315—1317), недостаток пищи в Европе ощущался вплоть до 1325 г. Постоянное недоедание приводившее к общему ослаблению иммунной системы с неизбежностью вылилось в эпидемии. Натуральная оспа, «проснувшаяся» после долгого отсутствия в конце XII века, достигла наивысшего размаха незадолго до пришествия чумы, оспенные эпидемии охватили Ломбардию, Голландию, Францию и Германию. К оспе прибавилась проказа, принявшая столь катастрофический размах, что церковь вынуждена была выделять для заболевших специальные убежища, получившие итальянское название lazaretti.

К эпидемиям и голоду добавлялись бедствия войны — XIV век вряд ли можно назвать мирным временем. Во Франции бушевала война, позднее названная Столетней, которую не смогла остановить даже пандемия чумы. В Италии продолжали враждовать между собой гвельфы и гибеллины, в Испании шли внутренние конфликты и гражданские войны, Восточную Европу подчинило себе монголо-татарское иго. Бездомная жизнь, нищета и бегство населения из разрушенных войной областей («если некто безобидный и тихий вынужден будет терпеть обиды и разорение, значит, по-иному быть не может», — безмятежно констатировал один из военных идеологов того времени Оноре Бове), передвижение огромных армий и оживлённая торговля считаются одним из немаловажных факторов, обеспечившим пандемии быстрое распространение из одной местности в другую (74).

Для поддержания эпидемии плотность населения должна составлять не менее определённого количества людей на квадратную милю. В городах, сжатых со всех сторон крепостными стенами, куда в случае осады дополнительно собиралось население предместий, она была много больше необходимого. Скученность людей, вынужденных часто ютиться в одной комнате или, в лучшем случае, в одном доме, при полном невежестве касательно правил профилактики заболеваний также выступила немаловажным фактором для поддержания пандемии.

Кроме того, санитарное состояние городов, по нынешним меркам, было ужасающим. Узкие улицы захламлены были мусором, выбрасывавшимся на мостовую прямо из домов; когда этот мусор начинал мешать движению, король или местный сеньор приказывал его убрать, чистота поддерживалась затем несколько дней, и всё начиналось снова. Помои выливались зачастую прямо из окон в текущую по улице канаву, причём статуты некоторых городов специально обязывали хозяев трижды предупреждать об этом прохожих криком «Поберегись!». В ту же канаву текла кровь из боен, и всё это затем оказывалось в ближайшей реке, из которой брали воду для питья и приготовления пищи. О степени захламлённости и грязи, царившей в городах, можно судить уже по тому, что в блестящем средневековом Париже существовали улицы Дерьмовая, Дерьмяная и Дерьмишная, улица Смердящая Дерьмом, попросту без прикрас улица Дерьма и наряду с тем улица Писей.

Что касается личной гигиены, то, несмотря на то, что морализаторские писания того времени требовали от доброй жены стирать одежду («Ибо такова твоя обязанность»), а также, изо дня в день, по приходе мужа домой мыть ему ноги и менять носки и башмаки на свежие, в реальности эти советы соблюдались плохо. Кроме того, по тогдашним представлениям забота о теле полагалась греховной и чрезмерно частое мытьё и связанное с тем лицезрение собственного нагого тела — соблазнительным. Так, по воспоминаниям современников, когда с убитого Томаса Бекета совлекли одежду, оказалось, что на его теле «потревоженные вши кишели как вода в кипящем котле». Дизентерия и холера буквально выкашивали сражающиеся армии, дело дошло до того, что Людовик Х вынужден был ввести печальную моду — брэ с глубоким разрезом. Но даже в этих условиях ужасающая пандемия чумы, унёсшая, по тогдашних подсчётам, треть европейского населения, запомнилась именно тем, что приходила внезапно и убивала огромное количество людей, не различая пола, возраста и состояния.

Эпидемиология

Чёрная крыса — переносчик бубонной чумы

Блоха Xenopsylla cheopis — основной переносчик чумы, изображение под СЭМ

Возбудителем чумы является грамотрицательная бактерия Yersinia pestis, названная по имени своего первооткрывателя, Александра Йерсена. В мокроте палочка чумы может сохраняться до 10 дней. На белье и одежде, испачканной выделениями больного, сохраняется неделями, так как слизь и белок сохраняют её от губительного действия высыхания. В трупах животных и людей, погибших от чумы, выживает с начала осени до зимы. Низкая температура, замораживание и оттаивание не уничтожает возбудителя. Губительными для Y. pestis являются высокая температура, солнечное освещение и высыхание. Нагревание до 60ºС убивает данный микроорганизм через 1 ч, до 100ºС — за несколько минут. Чувствительна к различным химическим дезинфектантам.

Природным переносчиком чумы служит блоха Xenopsylla cheopis, паразитирующая на грызунах. Механизм заражения следующий: в преджелудке инфицированной блохи чумные бактерии образуют так называемый «блок», закрывая собой просвет пищевода, и вынуждая заражённую блоху срыгивать слизистую бактериальную массу в ранку, образующуюся от укуса. Кроме того замечено, что заражённая блоха из-за того, что глотание происходит с трудом и в желудок попадает гораздо меньше обычного, вынуждена кусать чаще и пить кровь с большим ожесточением.

Чума является болезнью грызунов (реже — сайгаков и верблюдов), которая заражает человека нечасто. Чумная блоха, предпочитающая, по выражению английского исследователя Джона Келли, «крысиную диету», в результате разгула эпизоотии остаётся без хозяина и вынуждена довольствоваться человеческой кровью, чтобы не умереть от голода. Обычно мышь или крыса несёт на себе от шести до двенадцати паразитов, но в результате массовой смертности грызунов на немногих выживших блох скапливается всё больше; так, во время одной из эпизоотий в Колорадо на одном животном их было обнаружено несколько сотен.

Xenopsylla cheopis способна обходиться без пищи до шести недель и, в случае крайней необходимости, поддерживать свою жизнь, высасывая соки из червей и гусениц — именно этими особенностями и объясняется её проникновение в европейские города. Забившись в багаж или седельную сумку, блоха могла добраться до следующего караван-сарая, где находила себе нового хозяина, и эпидемия делала ещё шаг, продвигаясь со скоростью 2,5 миль в сутки.

Естественный хозяин чумной блохи — чёрная крыса также отличается высокой выносливостью и мобильностью, и также способна путешествовать на большие расстояния в продовольственных запасах наступающей армии, фураже или пище торговцев, а также обмениваться паразитами с местным крысиным населением, продолжая, таким образом, эстафету болезни.

В зависимости от способа заражения различают бубонную, лёгочную и кишечную формы чумы; редко — септическую и кожную. Инкубационный период при чуме варьирует от нескольких часов до 9 суток.

Возбудитель проникает через повреждения кожи вследствие укуса блохи, через слизистую оболочку или воздушно-капельным путём. Затем он достигает лимфатических узлов, в которых начинает бурно размножаться. Болезнь начинается внезапно: сильная головная боль, высокая температура с ознобом, лицо гиперемировано, затем оно темнеет, под глазами появляются тёмные круги, от чего заболевание и получило название «чёрная смерть». Бубон (увеличенный воспалённый лимфатический узел) появляется на второй день заболевания. Лёгочная чума является наиболее опасной формой заболевания. Она может возникнуть либо как результат осложнения бубонной чумы, либо при заражении воздушно-капельным путём. Болезнь также развивается бурно. Больной лёгочной чумой представляет исключительную опасность для окружающих, так как с мокротой выделяет большое количество возбудителей.

Начало эпидемии

Место рождения чумы - пустыня Гоби

Вторая эпидемия чумы началась, по всей видимости, в одном из природных очагов в пустыне Гоби, неподалёку от нынешней монголо-китайской границы, где сурки-тарбаганы, пищухи и иные представители семейства грызунов вынуждены были покинуть привычные места из-за бескормицы, спровоцированной засухами и повысившейся аридностью климата, и переместиться поближе к человеческому жилью. Среди скучившихся животных неизбежно началась эпизоотия; ситуация осложнялась также тем, что у монгольского населения мясо сурка считается деликатесом, мех тарбагана также высоко ценится и потому на зверьков идёт постоянная охота. В подобных условиях заражение становилось неизбежным, и наконец, маховик эпидемии был запущен около 1320 года.

Считается, что именно о Монголии рассказывает арабский историк Аль-Макризи, когда упоминает о моровом поветрии,

... каковое свирепствовало в шести месяцах конного пути из Тебриза... и триста племён сгинуло без ясной на то причины в своих зимних и летних лагерях... и шестнадцать представителей ханского рода умерло вместе с Великим Ханом и шестью из его детей. Посему Китай совершенно обезлюдел, в то время как Индия пострадала куда менее.

Аль-Уарди также подтверждает, что первые пятнадцать лет чума свирепствовала на Востоке и лишь после того достигла Европы.

Впрочем, более-менее ясные документальные подтверждения датируются 1330 годом, когда хроники начинают упоминать о некоем «моровом поветрии». Ханом, о котором шла речь, видимо, выступал Ток-Темур, скончавшийся от чумы вместе с сыновьями в 1332 г.

Чуму несли с собой монгольские войска и торговцы, и ввиду того, что путь через Гоби («места, — где по словам Марко Поло, — ночной ветер навевает тысячу фантазий») пролегал на Восток, первоначально пандемия ударила по Китаю (где в 1331 г., если верить тогдашним документам, особенно пострадал Хэбэй, где вымерло 9/10 живших в нём людей (всего, по современным подсчетам, Китай потерял до 65% населения), и распространилась в Индии, но для Европы происходящее там оставалось далёким тревожным слухом, в котором реальность щедро расцвечивалась фантазией (с. 23).

Хроника чумы

Распространение «чёрной смерти» в Европе в 1347—1353 годах

1338—1339 гг. Озеро Иссык-Куль. Поворотным пунктом, откуда чума, вместе с монгольскими войсками, начала путь на Запад, считается озеро Иссык-Куль, где ещё в конце XIX века российский археолог Даниил Хвольсон заметил, что количество могильных камней в местной несторианской общине для 1338—1339 гг. оказалось катастрофически большим. На одном из этих надгробий, существующих и поныне, Хвольсон сумел прочесть

В год… зайца (1339 г.) Здесь покоится Кутлук. Он умер от чумы вместе с женой своей Магну-Келкой.

В дальнейшем эта интерпретация подвергалась сомнению, причём указывалось, что название болезни следует скорее понимать как «моровое поветрие», то есть в виду могла иметься любая инфекционная болезнь, однако совпадение дат указывает, что с очень высокой вероятностью, речь шла именно о Чёрной Смерти, и отсюда она начала свой путь в Европу.

1340-1341 гг. Киргизстан. Вновь на несколько следующих лет точные данные о продвижении чумы на Запад отсутствуют. Полагается, что её следующей остановкой стал Баласагун (1340 г.), затем Талас в Киргизии (1341 г.) и наконец, Самарканд.

1346 г. Золотая Орда. В 1346 году чума явилась в низовья Волги, опустошив Сарай, блестящую столицу золотоордынских ханов и близлежащие города. В Московском летописном своде за 6854 г. от сотворения мира (1346 г.) можно прочесть:

Бысть мор силён под восточною страною: на Орначи, и на Азсторокани, и на Сараи, и на Бездежи и на прочих градех стран тех, на крестианех, и на Арменех, и на Фрязех, и на Черкасех, и на Татарех, и на Обязех, и яко не бысть кому погребати их.

Тогда же от чумы вымерла четверть населения Закарпатья.

В том же году чума проникла в Крым, где, если верить арабскому историку Ибн Аль-Уарди, который, в свою очередь, черпал сведения от купцов, торговавших на Крымском полуострове, от неё погибло 85 тыс. человек, «не считая тех, которых мы не знаем».

1346 г. Кафа, Крым. Все европейские хроники того времени сходятся в том, что чуму в Европу занесли генуэзские корабли, торговавшие по всему Средиземноморью. О том, как это случилось, существует рассказ очевидца, многими исследователями, впрочем, считающийся сомнительным. Этим очевидцем выступал генуэзский нотариус Габриэль де Мюсси (Gabriel de Mussis), оказавшийся, среди прочих, в генуэзской фактории в Кафе (нынешней Феодосии), в 1346 году осаждённой войсками монгольского хана Джанибека. В монгольском войске началась чума, и далее, если верить де Мюсси, хан приказал с помощью катапульт забрасывать трупы умерших от болезни в Кафу, где немедленно началась эпидемия. Осада окончилась ничем, так как ослабленное болезнью татарское войско вынуждено было отступить, в то время как генуэзские корабли из Кафы продолжили плавание, разнося чуму далее по всем Средиземноморским портам.

Рукопись де Мюсси находится в Гедигеровской библиотеке (Вроцлав), впервые была опубликована в 1842 г. Геншелем. Рукопись не датирована, однако, время написания легко устанавливается по указанным в ней событиям. В настоящее время часть исследователей выносит ей вотум недоверия, полагая, что во-первых, Мюсси руководствовался тогдашним пониманием распространения болезни с помощью запаха («миазмов»), в то время как на деле трупы не заразны, и чума, возможно, проникла в крепость обычным крысино-блошиным путём, или по предположению М. В. Супотницкого, Мюсси, вернувшись в Италию и застав там начало эпидемии, ошибочно связал её с возвращением генуэзских кораблей. Впрочем, у гипотезы о «биологической войне хана Джанибека» нашлись свои защитники — так, английский микробиолог Марк Уилис в свою очередь указывает, что в тогдашних условиях осаждающая армия располагалась достаточно далеко от города для защиты от стрел и снарядов противника, в то время как крысы не любят далеко уходить от своих нор, также он обращает внимание на потенциальную возможность заражения от трупа через небольшие ранки и ссадины в коже, причём опасности этой могильщики могли подвергнуться с высокой вероятностью. (9)

1346-1347 гг. Константинополь, Византия. Так или иначе, следующей атаке чумы подвергся Константинополь, где генуэзская фактория располагалась в одном из пригородов столицы — Пере. Одной из жертв чумы стал тринадцатилетний принц Андроник, младший сын императора Иоанна Кантакузина. Сам император, несколькими годами позднее отрёкшийся от престола и закончивший жизнь в монастыре, оставил в своей «Истории» рассказ об эпидемии в городе и дальнейшем распространении болезни на побережье Анатолии, островах Эгейского моря и Балканах. Византийский хронист Никифор Григора говорит о «тяжкой чумоподобной болезни», от которой «в большинстве домов все живущие вымирали разом». По свидетельству венецианцев, вымерло 90 % населения города, и хотя эту цифру следует считать преувеличенной, смертность в городе была действительно ужасающей (81)

Осень 1347 г. Александрия, Египет. Чума достигла Александрии в Египте. Моровое поветрие распространилось на Грецию, и далее Болгарию и Румынию, вплоть до Польши, накрыло собой Кипр, где к эпидемии прибавилось ещё одна катастрофа — цунами, накрывшее собой остров. Доведённые до отчаяния киприоты, из страха перед бунтом, перебили всё мусульманское население острова, при том, что многие из нападавших ненадолго пережили своих жертв (82).

Никола Пуссен (1594—1665) «Чума а Ашдоде», 1630. Холст, масло. Лувр. Несмотря на то, что в основе сюжета картины лежит Библия, картина прекрасно передает атмосферу чумной паники, характерную для Средних Веков.

Октябрь 1347 г. Мессина, Сицилия. «Скажи, Генуя, что ты натворила?» — с горечью спрашивал хронист. Стоит заметить, что именно генуэзские хроники хранят полное молчание о распространении чумы в Южной Италии, при том, что сам город пострадал от неё не меньше, если не больше остальных. Однако сицилийский историк Микель де Пьяцца в своей «Светской истории» подробно рассказывает о прибытии в порт Мессины 12 генуэзских галер, принёсших с собой «смертельный бич». Это число, впрочем, варьируется, кто-то упоминает «три корабля, гружёных специями», кто-то четыре, «с командой из заражённых моряков», возвращавшиеся из Крыма (80, 83). Так или иначе, по свидетельству де Пьяцца,

Трупы оставались лежать в домах, и ни один священник, ни один родственник — сын ли, отец ли, кто-либо из близких — не решались войти туда: могильщикам сулили большие деньги, чтобы те вынесли и похоронили мёртвых. Дома умерших стояли незапертыми со всеми сокровищами, деньгами и драгоценностями; если кто-либо желал войти туда, никто не преграждал ему путь.

В скором времени генуэзцы были изгнаны, но это уже ничего не могло изменить.

Осень 1347 г. Катания, Сицилия. Из гибнущего города население пыталось спастись паническим бегством, причём, по свидетельству того же историка, многие умирали прямо на дороге. Выжившие достигли Катании, где их ждал отнюдь не гостеприимный приём. Прослышавшие о моровом поветрии жители отказывались иметь дело с беженцами, избегали их и даже отказывали в пище и воде(86). Но это не могло помочь, и мор в скором времени начался и здесь. Город вымер почти полностью. «Что сказать о Катании, городе, ныне стёртом из памяти?» — писал хронист. Чума отсюда продолжала распространяться по острову, жестоко пострадали Сиракузы, Шакка, Агридженто. Город Трапани, буквально, обезлюдел «осиротевший после смерти горожан» Одной из последних жертв эпидемии стал Джованни Рандаццо, «трусливый герцог сицилийский», безуспешно пытавшийся скрыться от заражения в замке Сент-Андреа. Перед смертью он завещал сицилийское регентство Бласко де Алагону, каталонцу, в результате чего на острове вспыхнула гражданская война. Всего Сицилия потеряла около трети населения, после того как год спустя чума отступила, остров оказался буквально завален трупами (88).

Октябрь 1347 г. Генуя, Италия. «Генуэзцы как ослы, тронь одного, остальные разбегутся», — утверждал хронист. Действительно, изгнанные из Мессины корабли попытались вернуться домой, но уже прослышавшие об опасности жители с помощью зажжённых стрел и катапульт выгнали их в море. Таким образом Генуе удалось оттянуть начало трагедии на два месяца.

1 ноября 1347 Марсель, Франция. В начале ноября уже около 20 зачумлённых кораблей плавали по Средиземноморью и Адриатике, распространяя болезнь во всех портах, где хотя бы ненадолго бросали якорь. (88) Часть генуэзской эскадры нашла здесь приют, распространив чуму в ничего не подозревающем городе и в третий раз была изгнана, чтобы вместе с мёртвым экипажем окончательно исчезнуть в море. Марсель потерял едва ли не половину населения, но заслужил славу одного из очень немногих мест, где граждане иудейского вероисповедания не подвергались гонениям и могли здесь рассчитывать на убежище от неистовствующих толп.(90)

Ноябрь-декабрь 1347 г. Генуя, Италия. Если верить сообщениям хроник, чума пришла в Геную 31 декабря 1337 г. По современным подсчётам, в городе умерло от 80 до 90 тыс. человек, но точная цифра остается неизвестной. (92) В то же время одна за другой жертвами чумы становились Сардиния, Корсика, Мальта.

Январь 1348 г. Венеция, Италия. Эффективные административные меры противодействия сумели удержать город от развала и хаоса, но остановить чуму всё же не могли. По разным подсчётам, в Венеции погибли от 60 до 80 процентов населения.

Январь-март 1348 г. Тоскана, Италия. «В начале января (1348 г.) две генуэзских галеры прибыли из Румынии, когда же они появились на рыбном рынке, некто заговорил с ними, после чего немедленно… заболел и умер», — отмечал хронист. Начиная с этого времени, чума покинула порты, где до сих пор свирепствовала, и начала продвижение вглубь континента. Первой в этом списке стала Пиза, за ней последовала Пистойя, где в срочном порядке был организован совет по надзору за общественным здоровьем по образцу венецианского. Трупы было приказано хоронить в забитых наглухо гробах, причём могилы копать на глубину не менее чем 2,5 фута глубиной, для того, чтобы не сеять панику, запрещались заупокойные службы, похоронные одежды и колокольный звон. Однако, и здесь проявилась свойственная Средневековью сословность — все эти распоряжения «отнюдь не касались рыцарей, докторов права, судей и докторов медицины, каковым может быть оказана всяческая честь по желанию их наследников». Перуджия, Сиена, Орвието старались не замечать распространения эпидемии, надеясь, что общая участь минует их — но, конечно же, напрасно. По замечаниям современных хроник, в Орвието смертность составила до 90 %, современные исследователи, считая эту цифру преувеличенной, считают что от чумы вымерло около половины населения (98).

Январь 1348 года. Авиньон, Франция. Хроники утверждают, что город потерял едва ли не 80% населения. Современные историки, полагая, что подобная цифра чрезмерно велика, считают что от чумы вымерло около 50% авиньонцев. Смертность была так велика, что для захоронения тел не было свободной земли. Папа Климент VI вынужден был освятить реку, куда сваливали умерших с телег. Среди прочих, жертвой авиньонской чумы стала Лаура — возлюбленная и муза Петрарки. Папа Климент ненадолго задержался в городе, чтобы встретиться с королевой Джованной I, обвиняемой в убийстве мужа, которая предпочла отдать себя на суд церкви. Джованна была оправдана, после чего город Авиньон перешел от неё в собственность папы, официально — проданный за 80 тыс. флоринов. Злые языки уверяли, что на деле, папа не заплатил ни единого су, но эта версия так и осталась не доказанной. Вскоре после заключения этой сделки, папа Климент по совету своего личного хирурга Шолиака, скрылся в загородной резиденции Этуаль-сюр-Рон, запершись в комнате и никого к себе не подпуская.

Начало 1348 г. Каир, Газа, Бейрут, Дамаск, Марокко, Тунис. Корабли, гружёные китайским шёлком, рабами и мехом привезли в Африку и чуму на Ближний Восто. Дамаск потерял едва ли не половину населения, всего же арабский Восток и Северная Африка не досчитались 30-40% людей (с 25).

Декабрь 1347-Март 1348 г. Мальорка. Предполагается, что чума была занесена на остров неким кораблем, прибывшим из заражённого Марселя или Монпелье, точная дата этого события не установлена. Известно имя первой жертвы на острове, ею стал некий рыбак Гиллем Брасса, житель деревни Алли в Алькудии. Чума опустошила остров.

Март 1348 г. Барселона, Испания. Считается, что чума проникла в Испанию двумя путями — через баскские деревни в Пиренеях и обычным образом через порты — Барселону и Валенсию. К началу 1348 года эпидемия захватила полуостров, где погибли Элеонора Португальская (королева Арагона) и король Кастилии Альфонс XI, умерший от болезни прямо в своём походном лагере во время осады Гибралтара(с. 25).

Весной 1348 года чума началась в Бордо, где от болезни умерла младшая дочь короля Эдуарда III — принцесса Джоанна, в это время направлявшаяся в Испанию для заключения брака с принцем Педро Кастильским.

Июнь 1348 г. Париж, Франция. Раймонд ди Винарио записал, что в это время над Парижем на западной части неба взошла необыкновенно яркая звезда, предвестие чумы. Бежать становилось некуда, эпидемия бушевала повсюду, и в качестве единственного средства спасения оставались молитвы. Впрочем, король Филипп VI всё же предпочёл оставить город, в то время как «сварливая королева» Жанна Бургундская не пережила эпидемии. Парижский университет потерял множество профессоров, так что пришлось снизить требования к новым претендентам. В июле чума распространилась по северному побережью страны.

Июль-август 1348 г. Юго-Западная Англия. Если верить так называемой Хронике серого монаха», воротами чумы стал портовый город Мелькомб, где первые случаи заболевания были зафиксированы 7 июля, «в праздник Св. Фомы-мученика». Другие источники называют Саутгемптон и Бристоль, причем даты варьируются от конца июня до середины августа, но сути это не меняет. Предполагается, что корабли, привезшие с собой Чёрную смерть, прибыли из Кале, где незадолго до того шли военные действия. Англичане возвращались с богатыми трофеями, как отмечал хроникёр, «не было почти ни единой женщины, не облаченной во французское платье», и вполне вероятно, на одном из этих платьев на остров прибыла палочка Y. pestis.

Как и во Франции, в пришествии чумы винили разнузданную моду, в частности, слишком откровенные женские платья, столь обтягивающие, что их обладательницам приходилось подкладывать сзади под юбки лисьи хвосты, чтобы не выглядеть слишком уж вызывающе. По одной из легенд, кавалькада подобных всадниц с кинжалами, ярко и скандально выряженными, призвала на головы англичан гнев Господень. Прямо во время празднества разразилась гроза со шквальным ветром, молниями и громом, после чего на островах появилась чума в образе Девы или старика в чёрном (или красном) одеянии.

Осенью 1348 года эпидемия чумы пришла в Руан, где «не стало места, чтобы похоронить умерших», охватила Нормандию и появилась в Турнэ, последнем городе на фламандской границе. Тогда же она проникла в Шлезвиг-Голштинию, Ютландию и Далмацию.

Осень 1348 г. Лондон, Великобритания. Чума распространялась на Британских островах с запада на восток и север. Начавшись летом, она в сентябре уже приблизилась к столице. Король Эдуард III, до сих пор твёрдо удерживавший народ от мародёрства и паники, а чиновников от бегства (в стране работали суды, заседал Парламент, исправно взимались налоги), наконец не выдержал и бежал в одно из загородных поместий, затребовав себе священные реликвии. Последним его приказом перед отъездом была отмена зимней Парламентской сессии 1349 г. Вслед за королём бежало высшее духовенство, что вызвало возмущение народа, чувствовавшего себя брошенным на произвол судьбы; в дальнейшем случалось, что беглых епископов избивали и запирали в церквях в наказание.

Чума на английской земле (где в те времена «на одного человека приходилось по две овцы») ознаменовалась среди прочего повальным падежом скота. Окончательного объяснения этому феномену не получено — возможны две гипотезы: что Чёрная смерть действовала также на животных или, быть может, брошенные на произвол судьбы стада поражались ящуром и сибирской язвой. Страна была жестоко опустошена, по современным оценкам, обезлюдело около тысячи деревень. В Пуле сто лет спустя после эпидемии оставалось ещё столько пустых домов, что король Генрих VIII вынужден был дать приказ населить их заново.

Декабрь 1348 г. Шотландия. Жители этой страны, традиционно враждебные англичанам, вплоть до того времени вдоволь потешились над несчастьями соседей, клянясь друг другу «грязной английской смертью». Однако, едва шотландская армия, собравшись для очередного грабительского похода, атаковала англичан в Селькирском лесу, им пришлось узнать, что палочка Y. Pestis не разбирает национальности своих жертв. Английский хронист отметил по этому поводу, что «их радость превратилась в плач, когда карающий меч Господень… обрушился на них яростно и неожиданно, поражая их не менее чем англичан гнойниками и прыщами». Шотландцы были наголову разбиты и, вместе с отступающей армией, чума появилась в горах и долинах Шотландии. Несмотря на то, что высокогорья болезнь в значительной мере пощадила, страна поплатилась третью своего населения. В январе 1349 г. чума появилась в Уэльсе, таким образом полностью подчинив себе остров.

Декабрь 1348 г. Наварра. Идущие навстречу друг другу «испанская» и «французская» чума встретились наконец на территории этого маленького королевства, расположившегося по соседству со Старой Кастилией. Наварре, можно сказать, повезло, около 15 из 212 местных общин в Памплоне и Сангуэсе (большую часть их составляло население мелких деревушек) не были затронуты эпидемией. Однако ещё одной коронованной жертвой эпидемии стала королева этой страны Иоанна II.

Начало 1349 г. Ирландия. Чума появилась здесь уже обычным морским путём, вместе с неким заражённым кораблём из Бристоля и в короткое время захватила остров. Существует мнение, что Чёрная смерть сыграла на руку местному населению, большей частью истребив захватчиков-ангичан, засевших в крепостях, в то время как ирландцы в деревнях и высокогорьях практически не пострадали. Но эта точка зрения представляется спорной.

1349 г. Берген, Норвегия. По преданию, чума пришла сюда с одним из английских кораблей, везшим для продажи груз шерсти. Этот корабль, полный трупов, плавал неподалеку от побережья, попавшись на глаза местным жителям, не брезговавшим «береговым правом». Поднявшись на борт, они захватили груз шерсти, после чего болезнь перекинулась на Скандинавию. Следующей за Норвегией пала Швеция, после чего болезнь последовательно посетила Нидерланды, Бельгию, Данию, Германию, Швейцарию, Австрию, Венгрию.

В 1350 г. чёрный чумной флаг был поднят над польскими городами. Следует однако сказать, что королю Казимиру III Великому удалось удержать народ от эксцессов в отношении «чужаков» и в Польше спаслась большая часть немецких евреев, из тех, кто выжил после погромов.

Псков, Московская Русь. 1352 г. «Бысть мор во Пскове силен зело и по всей земле Псковской, — отметил летописец, — Священницы не успеваху тогда мертвых погребати, но во едину нощь до заутриа сношаху к церкви мрътвых по двадесять и до тритцати, и всем тем едино надгробно пение отпеваху…; и тако полагаху по пяти и по десяти во едину могилу. И сице бяше по всем церквам. И не бе где погребати мертвых…» Псковичи в ужасе от происходящего молили о помощи новгородского архиепископа Василия. Тот, откликнувшись на призывы, появился в городе, но по возвращении умер на реке Узе 3 июня, разделив таким образом участь сицилийского патриарха. Болезнь опустошила Смоленск, Киев, Чернигов, Суздаль, в Глухове и Белоозере, если верить летописи, не осталось ни одного выжившего, «вси изомроша».

Москва, Московская Русь, 1353 г. 36-летний великий князь Симеон Гордый умирал бездетным, похоронив двух сыновей и младшего брата князя Андрея. Перед смертью он завещал престол своему ещё не родившемуся сыну, однако княгиня вскоре последовала за мужем. На престол взошёл младший брат Симеона князь Иван. Сын князя Ивана, Дмитрий, прославился позднее под именем Донского.

Исландия, 1353 г. Корабли из метрополии привезли на остров чуму, от которой скончалась едва ли не половина населения.

Шетландские острова, Оркнейские острова, Гренландия. 1353 г. Чума наконец унялась, опустошив северные острова и достигнув на востоке оконечности скандинавского полуострова, на западе - ледяного острова Гренландия. Чёрная смерть нанесла по местной колонии викингов такой удар, от которого та уже не могла оправиться и постепенно пришла в упадок и запустение.

Клиническая симптоматика

Палочка Y. Pestis при флюоресцентной микроскопии, 200-кратное увеличение

В современной науке

С учётом способа заражения, локализации и распространённости заболевания выделяют следующие клинические формы чумы:

• кожную
• бубонную
• первично-лёгочную
• первично-септическую

Симптомы бубонной формы чумы

При бубонной чуме возбудитель проникает в кровь при укусе блохи. На первом же защитном рубеже (в регионарных лимфатических узлах) они захватываются лейкоцитами. Чумные палочки приспособлены к размножению в фагоцитax. В результате лимфатические узлы теряют свою защитную функцию, превращаясь в «фабрику микробов». В самом лифатическом узле развивается острый воспалительный процесс, в который вовлекаются его капсула и окружающие ткани. В результате образуется крупное болезненное уплотнение — первичный бубон. Лимфогенно возбудители могут проникать в ближайшие лимфатические узлы, формируя вторичные бубоны первого порядка.

При бубонной чуме из бубона, утратившего способность задерживать инфекцию возбудители поступают в кровь — развивается транзиторная бактериемия. Разрушающиеся в крови чумные палочки выделяют токсины, которые вызывают тяжёлую интоксикацию, вплоть до инфекционно-токсического шока. На фоне транзиторной бактериемии возможен занос возбудителя в отдалённые лимфатические узлы с формированием вторичных бубонов второго порядка. Нарушение факторов свёртывания крови за счёт выделяемых бактериями веществ способствует развитию кровотечений, образованию гематом, имеющих тёмно-багровый цвет (отсюда название «чёрная смерть»).

При первично-септической чуме (возникает при высокой вирулентности возбудителя) первичные бубоны отсутствуют. Минуя регионарные лимфатические узлы, микроорганизмы сразу попадают в кровь и разносятся по всем органам.

Особо опасным является поражение лёгких. Микробы и их токсины разрушают стенки альвеол. Больной начинает распространять возбудителя чумы воздушно-капельным путём. Первично-лёгочная чума возникает при воздушно-капельном пути заражения, она характеризуется тем, что первичный процесс развиваается в альвеолах. В клинической картине характерным является быстрое развитие и прогрессирование дыхательной недостаточности.

Каждая из клинических форм чумы имеет свои особенности. Профессор Брауде так описывает поведение и вид больного бубонной чумой в первые дни заболевания:

Внешний вид больного, его поведение, состояние психики и моторики сразу же обращают на себя внимание и послужили основанием для возникновения народного понятия об «очумелости». Резкая гиперемия лица, его одутловатость, резкая гиперемия слизистых глаз («глаза разъярённого быка») и верхних дыхательных путей с небольшой иктеричностью дополняют картину возбуждения.

Лицо больного чумой получило своё название лат. facies pestica, по аналогии с термином лат. facies Hippocratica (маска Гиппократа) означающим лицо умирающего человека.

При попадании возбудителя в кровь (из бубона или при первично-септической форме чумы) уже через несколько часов после начала заболевания появляются кровоизлияния на коже и слизистых оболочках. Наличие обильных тёмных кровоизлияний, местами сливных, и обусловило одно из названий такой формы болезни — «чёрная смерть».

В описаниях XIV века

Зачумленные. Иллюстрация из Тоггенбургской Библии, 1411 г.

Описание состояния чумных больных в эпоху второй эпидемии дошло до нас всё в том же манускрипте де Мюсси, «Истории» Иоанна Кантакузина, Никифора Григоры, Дионисия Колле, арабского историка Ибн-Уль-Катиба, Де Гиня, Боккаччо и других современников.

Если верить им, чума проявлялась в первую очередь в «непрерывной лихорадке» (febris continuae). Больные отличались повышенной раздражительностью, бились и бредили — как предполагает Джон Келли, инфекция поражала также центральную нервную систему, так сохранившиеся источники рассказывают о «больных, бешено орущих из окон». Возбуждение сменялось чувством угнетённости, страха и тоски, болями в области сердца. Дыхание больных было коротким и прерывистым, часто сменяясь кашлем с кровохарканием или мокротой. Моча и кал окрашивались в чёрный цвет, кровь темнела до черноты, язык высыхал и также покрывался чёрным налётом. На теле возникали чёрные и синие пятна (петехи), бубоны, карбункулы. Особенно поражал современников тяжёлый запах, исходивший от заболевших.

Часть авторов также говорят о кровохаркании, которое рассматривалось как признак скорой смерти. Шолиак особо отмечал этот симптом, называя Чёрную смерть «чумой с кровохарканием».

Во многих случаях чума протекала в бубонной форме, вызываемой собственно укусом заражённой блохи. В частности, она была характерна для Крыма, где де Мюсси описал протекание болезни как начинавшейся с колющих болей, затем жара и наконец появления твёрдых бубонов в паху и под мышками. Следующим этапом была «гнилостная горячка», сопровождаемая головной болью и помрачением сознания, на груди появлялись «опухоли» (карбункулы).

Похожие симптомы имела чума в итальянских городах, но здесь к вышеперечисленному прибавлялось носовое кровотечение и свищи. О кровохаркании итальянцы не упоминают — исключением является единственная рукопись, сохранённая Лудовико Моратори.

В Англии чума являлась больше с своей лёгочной форме, с кровохарканием и кровавой рвотой, причём больной, как правило, умирал в течение двух суток. То же самое отмечают норвежские хроники, русские летописцы говорят о чёрных пятнах на коже и лёгочных кровотечениях.

Во Франции, если верить записям Шолиака, чума проявлялась в обеих формах — в первый период своего распространения (два месяца) в основном в лёгочной форме, больной умирал на третьи сутки, во второй — в бубонной, причём время жизни увеличивалось до пяти дней.

Особенный ужас наводила на средневековых людей первично-септическая чума, характерная для Константинополя. Внешне здоровый человек при ней погибал в тот же день, так, младший сын императора Иоанна Кантакузина, Андроник, угас в течение трёх часов.

Медицинские меры противодействия

Лечение и профилактика чумы с точки зрения медицины XIV века

Состояние медицины в Средневековье

Во времена Чёрной смерти медицина в христианской Европе находилась в глубоком упадке. Во многом это было связано с господством религии во всех сферах знания. Даже в одном из крупнейших средневековых университетах — Парижском — медицина считалась второстепенной наукой, так как ставила себе задачей «излечение бренного тела». Иллюстрацией тому является, среди прочего, анонимная аллегорическая поэма XIII века о «Свадьбе Семи Искусств и Семи Добродетелей». В этом сочинении Госпожа Грамматика выдаёт замуж своих дочерей — Диалектику, Геометрию, Музыку, Риторику и Теологию, после чего к ней приходит Дама Физика (тогдашнее название медицины) и также просит найти ей мужа, получая от Грамматики недвусмысленный ответ «Вы не из нашей семьи. Ничем не могу вам помочь» (80). Врачу вменялось в обязанность требовать от больного ответ, исповедовался ли тот и причастился ли он святых тайн, и не оказывать помощи до тех пор, пока пациент не исполнит свой религиозный долг.

Анатомирование мёртвых тел запрещалось, не приветствовалось хирургическое вмешательство, ибо «церкви противно кровопролитие». Талантливые медики постоянно рисковали попасть в поле зрения инквизиции, но особенное возмущение коррумпированной части духовенства вызывало то, что врачи пользовались авторитетом и уважением у сильных мира сего, отвлекая на себя вознаграждения и милости. Врачебное сословие, впрочем, платило церковникам той же монетой:

Клирики по обыкновению толпятся у изголовия больных, из всех сил тщась доказать великую действенность своего вмешательства, воззвания к святым, реликвиий, освященных свечей, обеден, милостыни, пожертвований и прочего благочестивого шарлатанства. Случись врачу одержать победу над недугом, это приписывается заступничеству святых, обетам и молитвам клириков. Случись же ему умереть, виноваты в этом, конечно же, врачи.

— с негодованием писал один из медиков того времени, пожелавший остаться неизвестным.

Гипотезы о причинах чумы и предлагаемые меры профилактики

Что касается тогдашней науки об эпидемических болезнях, в ней боролись два основных направления. Первое, связанное с именем одного из последних атомистов древности, Лукреция Кара, полагало причиной их возникновения некие невидимые глазу «семена болезни», или мельчайших болезнетворных «скотинок» (Марк Варрон) проникавших в организм здорового человека при контакте с заболевшим. Это учение, получившее в дальнейшем название учения о контагии (то есть «заражении»), в те времена получило своё дальнейшее развитие уже после открытия ван Левенгука. Как средство профилактической борьбы с чумой контагионисты предлагали изоляцию больных и длительные карантины.

Однако наличие или отсутствие невидимых «чумных скотинок» представлялось достаточно умозрительным; тем более для врачей тогдашнего времени казалась привлекательной теория «миазмов», созданная великими умами древности — Гиппократом и Галеном и развитая затем «шейхом врачей» Авиценной. В кратком изложении, суть теории можно свести к отравлению организма неким ядовитым веществом («пневмой»), выделяющимся из земных недр. В основе её лежало вполне здравое наблюдение о гибельности для людей испарений болот и прочих «нездоровых мест», и привязанности определённых заболеваний к определённым же географическим пунктам. Отсюда, по мнению «миазматиков» ветер разносит их на тысячи миль вокруг, причём яд способен как держаться в воздухе, так и отравлять собой воду, пищу и предметы быта, вторичным источником миазмов становится больное или мёртвое тело — что «подтвержалось» во время чумной эпидемии тяжёлым запахом, сопутствующим заболеванию и трупным смрадом. Впрочем, и здесь врачи расходились в понимании, откуда берутся ядовитые испарения. Если древние без колебаний считали их причиной «телурические» (то есть почвенные) выделения, в обычном состоянии безопасные, которые превращает в смертельный яд болотное гниение, в Средние века появились мнения о космическом происхождении «миазмов», причём в качестве главного виновника выступала планета Сатурн, отождествляемая с апокалиптическим всадником-Смертью.

Наличие миазма определялось запахом, но о том, какого типа должен быть запах чумы, имелись диаметрально противоположные мнения. Так сохранились воспоминания о «ветре, доносившем запах словно бы из розового сада», после чего в ближайшем городе, конечно же, началась эпидемия. Но гораздо чаще чуме приписывали запахи резкие и тяжёлые, так в Италии в произошедшем винили выбросившегося на берег огромного кита «распространившего вокруг себя нестерпимое зловоние».

Для борьбы с эпидемией предлагалось несколько простых средств:

• Бежать из заражённой местности и в безопасности дождаться конца эпидемии. Именно отсюда происходит знаменитая средневековая присказка «дальше, дольше, быстрее», придуманная, по преданию, знаменитым персидским философом и врачом Абу Бакром Ар-Рази. Бежать требовалось как можно дальше, как можно быстрее и оставаться вдали от заражённой местности достаточно долго, чтобы окончательно убедиться, что опасность миновала. Врачи советовали

Скромный домик в деревне, вдали от кладбищ и водных источников, могущих нести с собой заразу, а также от капустных и иных полей, на каковых имеют обыкновение оседать чумные миазмы.

• Очищение воздуха в заражённой местности или доме.

С этой целью через город гнали стада, чтобы дыхание животных очистило атмосферу, (один из специалистов того времени приписывал подобную способность лошадям, и потому настоятельно советовал своим пациентам на время эпидемии перебираться в конюшни). Ставили блюдечки с молоком в комнату умершего, чтобы таким образом поглощать заразу. С той же целью в домах разводили пауков, способных, по убеждению того времени, адсорбировать разлитый в воздухе яд. Жгли костры на улицах и окуривались дымом ароматных трав или специй. Для того, чтобы разогнать заражённый воздух, звонили в колокола и палили из пушек. В комнатах с той же целью выпускали летать небольших пичужек, чтобы они взмахами крылышек проветривали помещение.

• Индивидуальная защита, которая понималась как создание некоего буфера между человеком и заражённой средой.

Ввиду того, что действенность подобной буферной защиты можно было определить исключительно с помощью собственного обоняния, она считалась хорошей, если удавалось совершенно уничтожить или по крайней мере ослабить «чумной запах». Рекомендовалось потому носить с собой и часто нюхать цветочные букеты, бутылочки с духами, пахучие травы и ладан. Наглухо закрывать окна и двери, чтобы не допустить проникновения в дом заражённого воздуха. Впрочем, иногда предлагалось забивать чумное зловоние зловонием ещё более жестоким — рецепты такого сорта были порой продиктованы отчаянием и беспомощностью. Так крымские татары разбрасывали по улицам собачьи трупы, европейские врачи советовали держать в домах козлов, некое медицинское светило даже рекомендовало во время эпидемии подолгу задерживаться в отхожем месте, вдыхая тамошние ароматы. Подобное предложение вызвало, впрочем, протест уже у тогдашних специалистов, указывавших, что подобное «отвратительно в обычной ситуации и трудно ожидать, чтобы оно помогло во время эпидемии».

Врачи рекомендовали воздерживаться от потребления домашней и дикой водоплавающей птицы, питаться супами и бульонами, не спать после рассвета, и наконец воздерживатсья от интимного общения с женщинами. И наконец, памятуя о том что «подобное привлекает подобное», воздерживаться от мыслей о смерти и страха перед эпидемией и во что бы то ни стало сохранять бодрое настроение духа.

Лечение

Лучшие умы средневековья не заблуждались относительно возможности излечения чумных больных. Арсенал средневекового врача, включавший лекарства на растительной или животной основе, а также хирургические инструменты, был совершенно бессилен против эпидемии. «Отец французской хирургии» Ги де Шолиак называл чуму «унизительной болезнью», противопоставить которой врачебному сословию было нечего. Франко-итальянский врач Раймонд Шален ди Винарио не без горького цинизма замечал, что «не может осуждать врачей, отказывающих в помощи зачумлённым, ибо никто не желает последовать за своим пациентом». Кроме того, с усилением эпидемии и ростом страха перед чумой всё больше медиков старались также найти спасение в бегстве, хотя этому можно противопоставить и подлинные случаи преданности своему делу. Так если Шолиака, по его собственному признанию, от бегства удержал только «страх перед бесчестьем», ди Винарио против собственного совета оставался на месте и умер от чумы в 1360 г.

Клиническая картина чумы, с точки зрения медицины XIV века, выглядела следующим образом: миазмы, проникнув в организм, рождают в области сердца заполненный ядом бубон или фурункул, который, затем, прорвавшись, отравляет кровь.

Попытки лечения, хотя крайне малоэффективные, всё же предпринимались. Шолиак вскрывал чумные бубоны и прижигал их раскалённой кочергой. Чуму, понимаемую как отравление, пытались лечить существующими на тот момент противоядиями, в частности, «французским териаком», к бубонам прикладывали высушенные шкурки жаб и ящериц, способных, по распространённому в те времена убеждению, вытягивать из крови яд, с той же целью употребляли драгоценные камни, в частности, размолотый в порошок изумруд.

Во XIV веке, когда наука ещё тесно переплеталась с магией и оккультизмом, а многие аптекарские рецепты составлялись по правилам «симпатии» — то есть, воображаемой связи человеческого тела с теми или иными объектами, подействовав на которые можно было, якобы, лечить болезнь, многочисленными были случаи шарлатанства или искреннего заблуждения, приводившие к самым нелепым результатам. Так, предшественники, а затем и последователи горячего поклонника «симпатической теории» и одновременно одного из крупнейших умов Средневековья Парацельса пытались сильными магнитами «вытянуть» из тела болезнь. Парацельсом также было рекомендовано изготовлять т. н. «мумию» — куриное яйцо, в которое наливалась человеческая кровь, после чего яйцо надо было подложить под несушку «до момента рождения цыплят из прочих яиц», после чего «мумию» запекали в печи вместе с караваем хлеба, и она становилась «универсальным лекарством» от всех болезней, включая чуму. Результаты подобного лечения неизвестны, но вряд ли они были удовлетворительны.

И наконец, наиболее здравым представлялось поддерживать силы больного хорошим питанием и укрепляющими средствами и ждать, чтобы сам организм поборол болезнь. Но случаи выздоровления во время эпидемии Чёрной Смерти были единичными, и почти все пришлись на конец эпидемии.

Чумные доктора

Маска доктора. B клюве средства от «миазмов» — травы. Поверх одежды врач носил тёмный длинный плащ из льняной или вощёной материи, из-за чего изрядно походил на зловещую птицу, а в руке держал специальную палку — чтобы не прикасаться к зачумлённому руками

В этих условиях сеньоры или города оплачивали услуги специальных «чумных докторов», в обязанности которых входило оставаться в городе до конца эпидемии и пользовать тех, кто стал её жертвой. Как правило, за эту неблагодарную и крайне опасную работу брались посредственные медики, неспособные найти для себя лучшего или юные выпускники медицинских факультетов, пытавшиеся составить себе имя и состояние быстрым, но крайне рискованным путём.

Считается, что первых чумных докторов нанял папа Климент VI, после чего практика эта стала применяться по всей Европе. Для защиты от «миазмов» чумные доктора носили ставшую позднее знаменитой клювастую маску (отсюда их прозвище во время эпидемии «клювастые врачи» (docteurs à bec). Маска, вначале закрывавшая только лицо, но уже во время второй эпидемии в 1360 г. начавшая полностью покрывать голову, делалась из плотной кожи, со стёклами для глаз, причём в клюв закладывались цветы и травы — розовые лепестки, розмарин, лавр, ладан и т. д., должные защищать от чумных «миазмов». Для того, чтобы не задохнуться, в клюве проделывались два небольших отверстия. Плотный костюм, как правило, чёрного цвета, также делался из кожи или вощёной ткани, состоял из длинной рубахи, спускавшейся до пят, штанов и высоких сапогов, а также пары перчаток. В руки чумной доктор брал длинную трость — её использовали для того, чтобы не дотрагиваться до пациента руками и кроме того, разгонять на улице досужих зевак, ежели таковые найдутся. К сожалению, этот предшественник современного противочумного костюма спасал не всегда и многие врачи погибали в попытках оказать помощь своим пациентам.

В качестве дополнительной защиты чумным докторам рекомендовался «хороший глоток вина со специями»; как обычно бывает в истории, трагедии сопутствовал фарс: сохранился характерный анекдот о группе кенигсбергских докторов, которые, несколько перестаравшись в плане дезинфекции, были арестованы за пьяный дебош.

Административные меры противодействия

«Венецианцы как свиньи, тронь одну, все сгрудятся вместе и бросятся на обидчика.» — отмечал хронист. Действительно, Венеция во главе с дожем Дандоло была единственной из европейских стран, сумевшей организовать своих граждан, чтобы избежать хаоса и мародёрства, и вместе с тем, сколь то было возможно, противодействовать разгулу эпидемии.

В первую очередь, в городе была организована специальная санитарная комиссия из трёх венецианских дворян. Входящие в гавань корабли предписано было подвергать досмотру, и если найдены были «прячущиеся иностранцы», больные чумой или мертвецы — корабль немедленно сжигать. Для захоронения умерших был отведён один из островов в венецианской лагуне, причём могилы предписано было рыть на глубину не менее 5 футов. Изо дня в день специальные похоронные команды должны были проплывать по всем венецианским каналам, криком «Мёртвые тела!» требуя от населения выдавать им своих умерших для захоронения, специальные команды для сбора трупов изо дня в день обязаны были посещать все больницы, богадельни и просто собирать умерших на улицах. Любому венецианцу полагалось последнее напутствие местного священника и захоронение на чумном острове, получившем название Lazaretto — как полагает Джон Келли, по имени ближайшей церкви Св. Девы Назаретской, по предположению Джоанны Нол — от монахов Св. Лазаря, ходивших за больными. Здесь же проходили сорокадневный карантин прибывшие с Востока или из зачумлённых мест, здесь же в течение сорока дней должны были оставаться их товары — срок был выбран в память о сорокадневном пребывании Христа в пустыне

Для поддержания порядка в городе запрещена была торговля вином, закрыты все трактиры и таверны, любой торговец, пойманный с поличным, терял свой товар, причём, предписывалось немедленно выбивать днища у бочек и сливать их содержимое прямо в каналы. Запрещались азартные игры, производство игральных костей Закрывались публичные дома, своих любовниц мужчинам предписывалось либо немедленно отсылать прочь, либо столь же немедленно брать в жёны. Чтобы вновь населить опустевший город, были открыты долговые тюрьмы, смягчено законодательство о долговых выплатах, беглым должникам обещано прощение, в случае, если они согласятся покрыть одну пятую необходимой суммы.

Чтобы избежать возможной паники, запрещались траурные одежды и временно отменялся старинный обычай выставлять гроб с умершим у порога дома, оплакивая его всей семьёй на глазах у прохожих. Даже в то время, когда эпидемия достигла своего максимума и смертность составляла 600 человек в сутки, дож Андреа Дандоло и Большой Совет оставались на местах и продолжали работать. Бежавшим из города чиновникам было предписано немедленно вернуться и возобновить работу, неподчинившимся грозили увольнением. Все эти меры действительно благотворно повлияли на порядок в городе, и в дальнейшем опыт Венеции переняли все европейские государства.

Чума в официальной и народной религии

Католическая церковь и чума

С точки зрения официальной религии, причины эпидемии были ясны — божье наказание за человеческие грехи, погоню за мирскими соблазнами при полном забвении духовных вопросов. В 1348 году, с началом эпидемии, церковь, а вслед за ней и народ, были убеждены, что грядёт конец света, и сбываются пророчества Христа и апостолов. В войне, голоде и болезни видели всадников Апокалипсиса, причём, именно чума должна была исполнить роль всадника, чей «конь блед и имя ему — Смерть». С чумой пытались бороться с помощью молебнов, крестных ходов, так, шведский король, когда опасность подступила к его столице, возглавил крестный ход босиком с непокрытой головой, моля об отвращении бедствия. Церкви были заполнены верующими. Как лучшее лекарство для уже заболевших или для того, чтобы избежать заражения, церковь рекомендовала «страх Божий, ибо Всевышний один может отвратить чумные миазмы». Покровителем чумных больных считался Св. Себастьян, с ним также было связано поверье о прекращении чумы в одном из городов, когда в местной церкви был построен и освящён придел, где установили статую этого святого.

Из уст в уста передавался рассказ о том, что ослик, вёзший в Мессину, где началась эпидемия, статую Святой Девы, вдруг остановился и никакими усилиями не удалось сдвинуть его с места (83). Уже с началом эпидемии, когда жители Мессины стали просить у катанийцев для спасения от гибели прислать им мощи Святой Агаты, патриарх Катании Герардус Орто согласился было это сделать, но тому воспротивились его собственные прихожане, угрожая смертью, если он решит оставить город без защиты. «Что за ерунда, — возмущался фра Микеле, — Если бы святая Агата захотела в Мессину, она сама бы о том сказала!» В конце концов, противоборствующие стороны пришли к компромиссу, договорившись, что патриарх совершит кропление святой водой, в которой была омыта рака Святой Агаты. В результате сам патриарх умер от чумы, болезнь же продолжала завоёвывать всё новые и новые пространства(87).

В подобных условиях жизненно важным становился вопрос — что вызвало божий гнев и каким образом умилостивить Всевышнего, чтобы мор прекратился раз и навсегда. В 1348 году причину несчастья видели в новой моде на ботинки с длинными высоко загнутыми носами, рассердившие Христа до такой степени, что тот наслал на человечество чуму как единственное лекарство в борьбе с этим злом.

Священники, принимавшие последнюю исповедь умирающих, становились частыми жертвами чумы, в разгар эпидемии в части городов уже невозможно было найти никого, способного совершить таинство соборования или прочесть отходную над покойником. Боясь заражения, священники и монахи также попытались защитить себя, отказываясь приближаться к больным, и вместо того, через специальную «чумную щель» в двери подавать им хлеб для причастия на ложке с длинной ручкой или же соборовать с помощью палки, с концом, смоченным в елее. Впрочем, известны были и случаи подвижничества, так, по преданию, на это время приходится история отшельника по имени Рох, самоотверженно ухаживавшего за больными, позднее канонизированного католической церковью.

В 1350 году, в самый разгар эпидемии, папа Климент объявил очередной Святой Год, специальной буллой приказав ангелам немедленно доставлять в рай любого, кто умрёт на дороге в Рим или же возвращаясь домой. Действительно, на Пасху в Рим собралось около 1 млн. 200 тыс. паломников, ищущих защиты от чумы, на Троицу к ним добавился ещё миллион, при том, что в этой массе чума свирепствовала с таким ожесточением, что домой вернулась едва ли десятая часть. За один только год прибыль римской курии от их пожертвований составила астрономическую сумму в 17 млн флоринов, что подвигло тогдашних остряков отпустить ядовитую шутку «Господь не желает смерти грешника. Пусть себе живёт и платит далее.»

Сам папа Климент VI в это время находился вдали от охваченного чумой Рима, в своём авиньонском дворце, по совету личного врача — Ги де Шолиака, прекрасно отдававшего себе отчёт в опасности заражения, не подпуская к себе никого и постоянно поддерживая огонь в двух жаровнях, справа и слева от своей персоны. Отдавая должное суевериям времени, папа не расставался с «волшебным» изумрудом, вставленным в перстень, «каковой, будучи обращён к Югу, ослаблял действие чумного яда, будучи обращён к Востоку, уменьшал опасность заражения».

Следует сказать, что во время эпидемии церкви и монастыри сказочно обогатились; желая избежать смерти, прихожане отдавали последнее, так что наследникам умерших оставались буквально крохи, и некоторым муниципалитетом пришлось своим указом ограничить размер добровольных даяний. Однако же, из страха перед болезнью монахи не выходили наружу, и паломникам оставалось складывать принесённое перед воротами, откуда оно забиралось по ночам.

В народе усиливался ропот, разочаровавшиеся в возможностях официальной церкви защитить своих «овец» от чумы, миряне стали задаваться вопросом, не грехи ли церковников вызвали Божий гнев. Вспоминались и уже вслух рассказывались истории о блуде, интригах и даже убийствах, случавшихся в монастырях, о симонии священников. Эти настроения, бывшие крайне опасными для церкви, в конечном итоге вылились в мощные еретические движения последующих времён, в частности, в движение флагеллантов.

Народные суеверия, связанные с эпидемией

Противочумной амулет начала XVII века, Англия. (Современная реконструкция)

В расстроенном воображении людей, изо дня в день ожидавших смерти, призраки, привидения и, наконец, «знаки» являлись в любом самом незначительном событии. Так, рассказывали о столбе света в декабре 1347 г. в течение часа стоявшем после заката над папским дворцом, кому-то виделось, что из свеженарезанного каравая хлеба каплет кровь, предупреждая о беде, которую осталось уже недолго ждать. В пришествии чумы винили кометы, которых шесть раз видели в Европе, начиная с 1300 г. Расстроенному воображению людей уже во время эпидемии являлись невероятные вещи — так, фра Микеле Пьяцца, летописец сицилийской чумы, с полным доверием пересказывает историю о чёрной собаке с мечом в передней лапе, которая, ворвавшись в мессинскую церковь, учинила там разгром, рубя в куски священные сосуды, свечи и светильники на алтаре. Разочарование в медицине и возможностях официальной церкви остановить эпидемию не могло не вылиться в попытку простонародья защитить себя с помощью обрядов, корни которых восходили ещё к языческим временам.

Так, в славянских землях нагие женщины ночью опахивали деревню вокруг, причём, во время совершения обряда никто из жителей от мала до велика не мог покинуть свой дом. Финны песнями и заклинаниями отсылали чуму в «железные горы», причём, для удобства передвижения снабжали лошадьми и повозкой. Чучело, изображавшее чуму, сжигали, топили, замуровывали в стены, проклинали и отлучали в церквях.

Чуму пытались отвратить с помощью амулетов и заклинаний, причём, жертвами подобных суеверий становились даже церковнослужитили, тайком носящие на шее, вместе с крестом, серебряные шарики, заполненные «жидким серебром» — ртутью, или же мешочки с мышьяком. Страх перед гибелью от чумы приводил к тому, что народные суеверия проникали даже в церковь, получая официальное одобрение духовных властей — так, в некоторых городах Франции практиковался любопытный обряд — длинным шнуром обмеривали городские стены, затем тот же шнур обматывали вокруг освящённой свечи, используемой затем для мессы.

Чуму изображали в виде слепой старухи, метущей пороги домов, где в скором будущем предстояло погибнуть одному из членов семьи, чёрного всадника, великана, покрывающего расстояние от деревни к деревне одним шагом, или даже «двух духов — доброго и злого: добрый стучал палкой в двери, и сколько раз стучал, столько людей должно было умереть», чуму даже видели — она гуляла на свадьбах, жалея того или другого, обещала им спасение. Чума передвигалась на плечах своего заложника, заставляя таскать её по деревням и городам.

И, наконец, как полагается, именно во время Великой Эпидемии в народном сознании сформировался образ Девы Чумы (Pest Jungfrau, Plague Maiden), оказавшийся невероятно живучим, отголоски этих верований существовали ещё в просвещённом XVIII веке. По одному из вариантов, записанному в те времена, Дева Чума взяла в осаду некий город, причём любой, неосторожно открывший дверь или окно, добивался лишь того, что в жилище оказывался летучий красный шарф, и в скором времени умирал от болезни. Посему жители в ужасе заперлись в домах и уже не отваживались показываться снаружи. Но чума оказалась терпеливой и спокойно ждала, пока голод и жажда не вынудят их это сделать. Тогда некий дворянин решил пожертвовать собой ради спасения остальных, и, выгравировав на своём мече слова «Иисус, Мария», открыл дверь. Немедленно в проёме показалась призрачная рука и вслед за ней краешек красного шарфа. Не растерявшись, бравый кавалер рубанул по этой руке; в скором времени умер от болезни вместе со всей своей семьёй, таким образом поплатившись за свою смелость, но раненная Чума предпочла убраться прочь и с тех пор остерегалась навещать негостеприимный город.

Истерия «чумных мазей» и процессы над отравителями

Причины

Поражённые размахом и гибельностью эпидемии, превратившей, по выражению Джоанны Нол, всю Европу в огромную Хиросиму, обыватели не могли поверить, что подобная катастрофа может иметь естественное происхождение. Чумной яд должен был распространяться отравителем или отравителями, под которыми понимались некие изгои, враждебно настроенные к основной массе населения.

В подобных измышлениях жители городов и сёл опирались, в первую очередь, на Библию, где Моисей рассеивает в воздухе пепел, после чего Египет поражается моровым поветрием. Образованные слои населения черпали подобную уверенность в римской истории, когда во время юстиниановой чумы 129 человек были признаны искусственно распространявшими заразу и казнены.

Кроме того, повальное бегство из городов, охваченных болезнью, породило анархию, панику и власть толпы. Из страха перед болезнью любого, вызывавшего малейшие подозрения, силой волокли в лазарет, бывший, если верить хроникам того времени, столь ужасным местом, что многие предпочитали покончить с собой, лишь бы не оказаться там. Эпидемия самоубийств, увеличивавшаяся вместе с распространением заразы, вынудила власти принять специальные законы, угрожавшие тем, кто наложит на себя руки, отказом в захоронении по христианскому обряду. Вместе с больными туда часто попадали и здоровые, найденные в одном доме с заболевшим или умершим, что, в свою очередь, заставляло людей скрывать больных и тайно хоронить трупы. Бывало, что в лазарет тащили просто состоятельных людей, желая вдоволь похозяйничать в опустевших домах, объясняя крики жертвы помрачением рассудка в результате болезни.

Понимая, что завтрашний день может и не наступить, множество людей предавалось чревоугодию и пьянству, проматывая деньги с женщинами лёгкого поведения, что ещё больше усиливало разгул эпидемии.

Могильщики, набиравшиеся из каторжников и галерных рабов, которых можно было привлечь к подобной работе только лишь обещаниями помилования и денег, бесчинствовали в городах, покинутых властью, врывались в дома, убивая и грабя. Молодых женщин, больных, мёртвых и умирающих, продавали желающим совершить насилие, трупы волокли за ноги по мостовой, как полагали в те времена, специально разбрасывая по сторонам брызги крови, чтобы эпидемия, при которой каторжники чувствовали себя безнаказанными, продолжалась как можно дольше. Бывали случаи, когда в могильные рвы вместе с мёртвыми сваливали и больных, погребая заживо и не разбираясь, кто из них мог бы спастись.

Стоит также заметить, что случаи искусственного заражения действительно случались, обязанные своим появлением, в первую очередь, распространённому в те времена гибельному суеверию, что избавиться от чумы можно было, передав её другому. Посему больные специально толкались на рынках и в церквах, норовя задеть или дохнуть в лицо как можно большему числу людей. Кое-кто подобным образом спешил разделаться со своими недругами.

Предполагается, что первые мысли об искусственном происхождении чумы появились при виде повального бегства из городов состоятельной части населения. Но слух о том, что богачи сознательно травят бедняков (в то время, как богачи столь же упорно обвиняли в распространении болезни «нищих», пытающихся таким образом им отомстить), продержался достаточно недолго, на смену этому пришло иное — народная молва упорно обвиняла в искусственном заражении три категории населения — дьяволопоклонников, прокажённых и евреев, которые подобным образом «сводили счёты» с христианским населением.

Надо сказать, что в атмосфере истерии отравления, охватившей Европу, иностранец, мусульманин, путешественник, пьяный, юродивый — любой, привлекавший к себе внимание отличиями в одежде, поведении, речи, уже не мог чувствовать себя в безопасности, а если у него при обыске находилось то, что толпе угодно было считать чумной мазью или порошком, участь его была решена.

Преследование секты «отравителей»

Со времён разгула Чёрной Смерти на некоторых церквах сохранились барельефы, изображающие коленопреклонённого человека, молящегося демону. В самом деле, в расстроенном воображении людей, переживших катастрофу, в первую очередь в голову приходила мысль обвинить в случившемся Врага Рода Человеческого. И хотя истерия «чумных мазей» в полной мере развернулась во время эпидемии 1630 года, её начало прослеживается уже в эпоху Чёрной Смерти.

Дьявол показывался в городах собственной персоной — передавали рассказы о некоем богато одетом «князе» лет пятидесяти, с сединой в волосах, разъезжавшем на карете, запряжённой чёрными конями, который заманивал внутрь то одного, то другого жителя, в мгновение ока доставляя в свой дворец и там пытаясь соблазнить сундуками с сокровищами и обещанием, что жертва останется в живых во время эпидемии — в обмен же требовалось обмазывать дьявольским составом скамейки в церквях или стены и двери домов.

О составе гипотетической «чумной мази» нам известно из позднейшего сообщения преподобного Афанасия Кирхера, который пишет, что в её состав входили «аконит, мышьяк и ядовитые травы, а также другие ингредиенты, о каковых я не решаюсь написать». Доведённые до отчаяния сеньоры и городские власти обещали крупные награды за поимку отравителей на месте преступления, но, насколько известно из сохранившихся документов, ни одна подобная попытка не удалась. Зато схвачены были несколько человек, огульно обвинённых в изготовлении «чумных мазей», пытками у них вырывали признания, будто они получали от подобного занятия удовольствие «словно охотники, поймавшие дичь», после чего жертвы подобных оговоров отправлялись на виселицу или на костёр.

Единственной реальной подоплёкой для подобных слухов была, видимо, реально существовавшая в те времена секта люциферистов. Разочарование в вере и протест по отношению к христианскому Богу, с их точки зрения не могущему или не желающему улучшить земную жизнь своих адептов, привело к возникновению легенды об узурпации небес, откуда был с помощью предательства свёрнут «истинный Бог — Сатана», который в конце мира, естественно, сможет вернуть себе своё «законное владение». Однако, не существует каких-либо документальных подтверждений в их непосредственном участии в распространении эпидемий или даже в изготовлении гипотетической мази.

Разгромы лепрозориев

Проказа, свирепствовавшая в Европе в предшествующие века, достигла максимума в XIII столетии. Опираясь на библейские заветы изгонять и гнушаться прокажёнными (и, вероятно, из страха заражения), над ними совершали похоронный обряд, бросая на него лопатами землю, после чего человек становился отщепенцем и мог найти себе приют лишь в лепрозории, добывая на жизнь исключительно выпрашиванием милостыни.

Умышленное отравление колодцев как причина некоего зла или болезни — не было изобретением времён Чёрной смерти. Впервые это обвинение было выдвинуто властями при Филиппе Красивом (1313 г.), после чего «по всей справедливости», по всей стране, но в особенности в Пуату, Пикардии, Фландрии, начались разгромы лепрозориев и казни больных. Как полагает Джоанна Нол, подлинной причиной был страх заражения и желание избавиться от опасности как можно более радикальным способом.

В 1321 г. гонения на прокажённых возобновились. Обвинив «поражённых болезнью за свои грехи» в отравлении колодцев и подготовке восстания против христиан, во Франции их арестовали 16 апреля и уже 27 отправили на костёр, конфисковав имущество в пользу короля.

В 1348 г. в поисках виновников Чёрной Смерти вновь вспомнили о прокажённых, точнее, о тех, кто выжил во время предыдущих погромов, или же прибавившемся за это время населении лепрозориев. Новые гонения не имели столь ожесточённого характера из-за немногочисленностью жертв и осуществлялись достаточно систематически лишь в королевстве Арагон, в Венеции громили лепрозории, как полагается, с целью освободить место для карантина. Прокажённых убивали как пособников евреев, купленных за золото и отравлявших воду, чтобы таким образом досадить христианам. По одной из версий, четверо вождей, которым, якобы, подчинялись прокажённые всей Европы, собравшись вместе, с подстрекательства дьявола, посланного евреями, выработали план, как погубить христиан, отомстив им, таким образом, за своё положение, или всех их заразить проказой. В свою очередь евреи соблазняли их обещаниями графских и королевских корон, и сумели добиться своего.

Уверяли, что у прокажённых удалось найти чумную мазь, состоявшую из человеческой крови, мочи и церковной гостии. Зашив в мешочки, с камнем для утяжеления, эту смесь следовало тайком бросать в колодцы. Ещё один «свидетель» докладывал:

Мы сами своими глазами видели такую ладанку в одном из местечек нашего вассальства. Одна прокажённая, проходившая мимо, боясь, что её схватят, бросила за собою завязанную тряпку, которую тотчас понесли в суд и в ней нашли голову ящерицы, лапы жабы и что-то вроде женских волос, намазанных чёрной, вонючей жидкостью, так что страшно было разглядывать и нюхать это. Когда свёрток бросили в большой огонь, он не мог гореть: ясное доказательство того, что это был сильный яд.

Геноцид евреев

Но подлинными козлами отпущения, в которых простонародие увидело причину эпидемии, были иудеи, по замечанию Жана Фавье, «в те времена всегда и во всём виноватые», которых в то время было много в разных европейских городах.

Вклад инквизиции в борьбу с чумой. Сожжение евреев.

Антиеврейский навет времён Чёрной смерти не отличался оригинальностью; при всех вариациях, различавшихся в зависимости от места и фантазии конкретного индивидуума, суть его сводилась к следующему: война между папством и Священной Римской империей, опустошившая и ослабившая как Германию, так и Италию, внушила иудеям надежду, что конец христианства близок. Решив посодействовать скорейшей гибели своих врагов, тайные руководители еврейства, собравшиеся в Толедо, постановили извести христиан ядом, приготовленным из плоти и крови совы с примесью смолотых в порошок ядовитых пауков, особую вредоносность которому придало «еврейское колдовство». Ещё один вариант «рецепта» включал в себя порошок из высушенного сердца христианина вкупе с пауками, лягушками и ящерицами. Этот «дьявольский состав» был затем тайно разослан по всем странам с категорическим приказом сыпать его в колодцы и реки. По одной из версий, за спиной еврейских вождей стоял собственной персоной турецкий султан, по другой, они действовали по собственной инициативе.

Письмо евреев к султану датированное 1321 г. было, якобы, запрятанное в потайной ларец вместе с «сокровищами и заветными вещами» и найдено при обыске в у «еврея Бананиаса» в Анжу. Кусок пергамента из овечьей кожи не привлёк бы внимания ищущих, не будь на нём золотой печати «весом в 19 флоринов» с изображением распятия и еврея, стоящего перед ним «в такой непристойной позе, что я стыжусь её описать», отмечал Филипп Анжуйский, сообщивший о находке. Этот любопытный документ дошёл до нас в списке XIX века, содержание его, добытое у арестованных обычным в те времена средством — пыткой, и затем переведённый на латинский язык, было дословно следующим:

Когда мы навсегда поработим христианский народ, вы нам возвратите наш великий град Иерусалим, Иерихон и Ай, где хранится священный ковчег. А мы возвысим ваш престол над царством и великим городом Парижем, если вы нам поможете достигнуть этой цели. А пока, как вы можете убедиться через вашего заместителя, короля Гренады, мы действовали в этих видах, ловко подсыпая в их питьё отравленные вещества, порошки, составленные из горьких и зловредных трав, бросая ядовитых пресмыкающихся в воды, колодцы, цистерны, источники и ручьи для того, чтобы все христиане погибли преждевременно от действия губительных паров, выходящих из этих ядов. Нам удалось привести в исполнение эти намерения, главным образом, благодаря тому, что мы роздали значительные суммы некоторым бедным людям их вероисповедания, называемым прокажёнными. Но эти негодяи вдруг обратились против нас и, видя, что другие христиане их разгадали, они обвинили нас и разоблачили всё дело. Тем не менее мы торжествуем, ибо эти христиане отравили своих братьев; это верный признак их раздоров и несогласий.

Раз начавшись, антиеврейская истерия покатилась по привычным рельсам — в 1349 году было «найдено» тело мальчика, якобы замученного иудеями, прибившими его к кресту, пародируя подобным образом распятие. Оказалось также, что евреи колют иголками украденные у христиан гостии, до тех пор пока из них не начинает капать кровь Спасителя.

Обезумевшие толпы в Германии, Швейцарии, Италии, Испании, получив в своё распоряжение подобные «доказательства» виновности иудеев и загоревшись надеждой победить эпидемию, устраивали кровавые самосуды, порой с поощрения или молчаливого согласия властей. То, что эпидемия косила обитателей еврейских кварталов не меньше, чем христиан, никого не смущало. Так, в одном из прирейнских городов трупы убитых евреев забивали в бочки, которые затем спускали в реку, мужчин, женщин, детей и стариков убивали на месте, бросая их трупы на растерзание собакам и птицам, евреев вешали и жгли, причём не раз бывало, что по пути к месту казни мародёры срывали с обречённых одежду и украшения. Порой в живых оставляли маленьких детей (их затем подвергали насильственному крещению) и молодых и красивых девушек, которым была уготована участь наложниц. Норвежский король приказал истребить евреев в целях профилактики, узнав, что чума приближается к границам его государства. Эпидемию это, конечно же, не остановило.

История сохранила примеры отчаянного мужества обречённых, так, бывали случаи, что иудеи сами поджигали свои дома, и, предварительно забаррикадировав двери, сгорали вместе со своими домочадцами и всем имуществом, крича из окон ошарашенной толпе, что предпочитают смерть насильственному крещению. Матери с детьми на руках бросались в костры. Сжигаемые иудеи смеялись в лицо своим мучителям и распевали библейские псалмы. Обескураженные подобным мужеством перед лицом смерти клирики поспешили объяснить его вмешательством и помощью Сатаны.

Справедливости ради следует сказать, что в христианском мире были люди, у которых хватало благоразумия и смелости, чтобы бросить вызов обезумевшим толпам. Так, в защиту иудеев поднял голос Джованни Бокаччо, своей знаменитой новеллой о трёх перстнях пытавшийся втолковать современникам, что не в человеческих силах определить, какая из трёх религий истинна в глазах единого Бога. Папа Климент VI специальной буллой грозил отлучением убийцам евреев, городские власти Страсбурга указом объявили о неприкосновенности своих граждан иудейского вероисповедания, но эти немногие голоса тонули в общем рёве.

Полагается, что высшие классы, более образованные и искушённые в науках, прекрасно отдавали себе отчёт, что подобные измышления на самом деле являются порождением тёмного и невежественного простонародия, но предпочитали не вмешиваться — кто-то из фанатичной ненависти к «врагам Христовым», кто-то из страха перед бунтом или вполне прозаичного желания поживиться имуществом казнённых.

Считается что причиной антисемитизма стал отказ евреям в ассимиляции, который запрещал им вступать в цехи и гильдии, оставляя им лишь два вида деятельности — медицину и торговлю. Часть евреев, конечно же, богатела, вызывая тем дополнительную зависть, кроме того, евреи-медики, в отличие от христианских коллег хорошо знавшие арабский язык, и потому знакомые с передовой в те времена мусульманской медициной, отдавали себе отчёт в опасности загрязнённой воды и потому предпочитали копать колодцы в еврейском квартале или брать воду из чистых ключей, избегая рек, загрязнённых городскими отбросами, что вызывало дополнительные подозрения.

Чумные психозы

Флагеллантство

Флагелланты (средневековое изображение)

Основная статья: Флагелланты

Секта флагеллантов (бичующихся) возникла, по разным сведениям, в середине XIII—XIV веков, когда весть об очередной катастрофе или бедствии вызывало религиозный экстаз у городской толпы, старавшейся с помощью аскезы и умервщления плоти добиться милости Создателя и прекратить или предотвратить голод или очередную эпидемию, но, так или иначе, достоверно установлено, что в годы Чёрной Смерти это движение достигло небывалого размаха.

Флагелланты уверяли, будто на алтарь церкви Св. Петра в Иерусалиме однажды упала мраморная табличка с письмом самого Христа, который, сурово попрекая грешников в несоблюдении пятничного поста и «святого воскресенья», объявляет им в качестве наказания начало чумной эпидемии. Божий гнев был столь велик, что он намеревался вовсе стереть человечество с лица Земли, но смягчился, благодаря мольбам Св. Доминика и Св. Этьена, предоставляя заблудшим последний шанс. Если же человечество будет упорствовать и далее, сообщало небесное письмо, следующими карами будет нашествие диких зверей и набеги язычников.

Члены секты, движимые единым стремлением подвергнуть свою плоть испытаниям, сравнимым с теми, которым подвергался перед распятием Христос, объединялись в группы до нескольких тысяч человек, возглавляемые единым руководителем и странствовали из города в город, наводнив собой, в частности, Швейцарию и Германию. Очевидцы описывают их как монашествующих, одетых в чёрные плащи и капюшоны, с низко надвинутыми на глаза войлочными шапками и спинами «в рубцах и струпьях запёкшейся крови».

В качестве орудия для умервщления и наказания плоти каждый флагеллант имел с собой бич или плётку с тремя хвостами, снабжённую многочисленными узлами, в каждом из которых сидели шипы в палец длиной, при ударе вонзавшиеся в плоть с такой силой, что «для извлечения их порой требовался дополнительный рывок». Придя в город, они, как правило, собирались в местной церкви, где, раздевшись до брэ, совершали крестный ход с песнями и молитвами, после чего простирались на полу в позе, соответствующей греху, искупления которого искали (прелюбодеи — на животе, убийцы — на спине, клятвопреступники — с пальцами, прижатыми к губам и т. д., после чего начиналась церемония самобичевания, заканчивавшаяся лишь тогда, когда «кровь начинала струиться по ним ручьями до самых щиколоток».

Флагелланты проповедовали жесточайшую аскезу, отказываясь не только от интимных отношений с женщинами, но даже от разговоров с ними, в случае нарушения запрета полагалось прилюдное раскаяние перед руководителем. Еда предписывалась только самая простая, спать разрешалось исключительно на соломе — подобная фанатичная преданность вере вызывала огромное уважение населения, и всюду, куда они ни прибывали, флагеллантов окружала толпа, наперебой предлагавшая им стол и ночлег. Сохранились и иные сведения, так, швейцарские солдаты, если верить сообщениям тогдашних хроник, на привале отплясывали с местными девушками, «отпуская шуточки касательно унылых флагеллантов», однако, подобного рода скепсис был, скорее, исключением из правила.

Остановить эпидемию религиозный фанатизм флагеллантов, конечно же, не мог, более того, известно, что именно они принесли с собой чуму в Страсбург, до того времени ещё не затронутый мором.

Как все религиозные фанатики своего времени, флагелланты в каждом из городов, в котором появлялись, требовали поголовного уничтожения евреев как «врагов Христа», и уже это вызывало недоверие и опасения папы Климента VI — но гораздо хуже, с точки зрения господствующей церкви, было то, что секта бичующихся, будучи подчёркнуто мирской — в ней не состояло ни одного священослужителя, при том претендовала на прямое общение с Богом, отвергая сложную обрядность и иерархию католицизма, проповедуя самостоятельно и столь же самостоятельно принимая друг у друга таинство исповеди и отпуская грехи.

Папа Климент был слишком умён и осторожен, чтобы прямо запретить флагеллантсво — рискуя, таким образом, вызвать бунт и ненависть народных масс. Однако, он сделал исключительно ловкий ход, поставив их под начальство церковных иерархов, предписав заниматься аскезой и самобичеванием исключительно поодиночке, у себя дома и только с благословения личного духовника, после чего религиозный пыл бичующихся немедленно пошёл на спад. В скором времени после конца эпидемии эта секта исчезла окончательно.

Бьянки

Бьянки. Средневековое изображение

Менее известной разновидностью фанатиков, пытавшихся остановить чуму подвигами во имя веры, были «одетые в белое», так же известные под своим итальянским именем bianchi. Иногда их полагают умеренной частью флагеллантов.

По мифологии этой секты, всё началось с того, что некий крестьянин повстречал в поле Христа, который, оставшись неузнанным, попросил у того хлеба. Крестьянин извинился, объяснив, что хлеба у него больше не осталось, но Христос попросил его посмотреть в сумке, где, к немалому удивлению её владельца, хлеб обнаружился в неприкосновенности. Далее Христос отправил крестьянина к колодцу, чтобы размочить хлеб в воде, тот возразил, что колодцев в этой местности нет, но всё же подчинился, и конечно же, колодец сам собой явился в названном месте. Но возле колодца стояла Богородица и отправила крестьянина обратно, приказав передать Христу, что «его матерь запрещает размачивать хлеб». Крестьянин выполнил поручение, на что Христос заметил, что «его матерь всегда на стороне грешников» и объяснил, что, если бы хлеб был размочен, погибло бы всё население Земли. Но теперь он готов помиловать падших и просит размочить лишь треть хлеба, что поведёт за собой смерть трети населения христианского мира. Крестьянин выполнил приказ, после чего началась эпидемия, остановить которую можно, лишь одевшись в белое, молясь и предаваясь посту и покаянию.

Другой вариант той же легенды рассказывал, что крестьянин ехал верхом на быке и вдруг неким чудом был перенесён в «отдалённое место», где его ждал ангел с книгой в руке, приказавший отныне проповедовать покаяние и белые одежды, остальную информацию, требуемую для того, чтобы смягчить божий гнев, обнаружат в книге.

Шествия бьянки собирали в городах не меньшие толпы, чем шествия их более радикально настроенных собратьев. Одетые в белое, со свечами и распятиями в руках, они двигались, распевая молитвы и псалмы, моля о «милосердии и мире», причём возглавляла собой процессию обязательно женщина, идущая между двумя маленькими детьми.

Однако и эти дальние предшественники реформации вызвали собой недовольство господствующей церкви, так как прямо упрекали её в стяжательстве, корыстолюбии и забвении заповедей Христа, за что Господь и наказал свой народ эпидемией. Бьянки требовали от папы Климента добровольно отказаться от престола, уступив его «нищему папе», с этим требованием их глава, называвший себя Иоанном Крестителем, отправился в Рим, и конечно же, кончил жизнь на костре инквизиции, секта была разогнана силой и, наконец, официально запрещена.

Хореомания

Питер Брегейль мл. «Одержимые пляской»

Основная статья: Хореомания

Если секты флагеллантов и «одетых в белое», при всём фанатизме своих последователей, всё же состояли из людей в здравом уме, хореомания или одержимость танцем была типичным массовым психозом, характерным, впрочем, для Средних веков.

Жертвы хореомании, без всякой видимой причины начинали прыгать, кричать и совершать нелепые движения, действительно напоминавшие собой некий неистовый танец. Одержимые сбивались в толпы до нескольких тысяч человек, бывало, что зрители, до опредленного момента просто глазевшие на происходящее, сами присоединялись с плящущей толпе, не в силах остановиться. Самостоятельно прекратить пляску одержимые не могли и зачастую покрывали расстояние до соседнего города или сёла, вопя и прыгая, падали на землю в полном изнеможении и засыпали на месте.

После этого психоз порой заканчивался, иногда продолжался в течение нескольких дней или даже недель, одержимых хореоманий отчитывали в церквях, кропили святой водой, бывало, когда иные средства были исчерпаны, городские власти нанимали музыкантов, чтобы те подыгрывали неистовой пляске и тем самым скорее доводили больных ею до изнеможения и сна.

Случаи такого рода известны были и до эпидемии Чёрной Смерти, так, в 1237 году в Эрфурте около сотни детей по непонятной причине оказались одержимы безумной пляской, после чего, крича и прыгая, отправились вон из города по дороге в Армштадт и, добравшись туда, рухнули в изнеможении, погрузившись в сон.

Несколькими десятилетиями позднее, 17 июня 1278 года, около сотни человек, поражённых той же болезнью, принялись плясать и прыгать на Мозельском мосту в Утрехте, вследствие чего мост обрушился, и все они утонули в реке. Последующая легенда приписала эту катастрофу тому, что мимо прошёл пастор, нёсший Святые Дары, которые предназначались некоему тяжелобольному. Дьявольские чары при том немедленно развеялись и мост рухнул в реку, увлекая за собой одержимых. Но, если эти случаи были всё же единичными, по окончании эпидемии Чёрной смерти хореомания приняла пугающий размах, скачущие толпы насчитывали порой до нескольких тысяч человек. Полагается, что таким образом выплёскивалось нервное потрясение и ужас, вызванные эпидемией. Хореомания свирепствовала в Европе в XIV—XV веках, а затем исчезла.

Отношение внешних зрителей к одержимым хореоманией было неоднозначным, так, в средневековых хрониках можно найти и намёки, будто речь шла о профессиональных нищих, получавших по окончании представления щедрую милостыню, ради чего, собственно, всё и затевалось. Другие авторы склонялись к мысли об одержимости бесом, полагая экзорцизм единственным лекарством для подобного. Действительно, в хрониках зафиксированы случаи, когда массовому танцу предавались беременные женщины, или о том, что многие танцоры, когда приступ заканчивался, умирали или всю дальнейшую жизнь страдали иком или тремором конечностей.

Пподлинные причины и механизм протекания хореомании остаётся неизвестным до нынешнего времени.

Маргинальные и неподтверждённые теории

Никто из исследователей никогда не сомневался, что эпидемия 1348 года случилось на самом деле — об этом свидетельствуют как археологические данные, так и множество упоминаний в официальных документах и частных дневниках и письмах — однако, в 1980-х годах появились скептики, сомневавшиеся, что инфекционным агентом Чёрной Смерти была палочка Y. Pestis.

Первым положил начало скепсису в отношении Чёрной Смерти британский зоолог Грэм Твигг, в своём произведении «Чёрная Смерть: Пересмотр господствующей теории с точки зрения биологии» (The Black Death: A Biological Reappraisal), после чего вышли работы «Биология чумных эпидемий» (The Biology of Plagues) социолога Сюзанны Скотт в соавторстве с биологом Кристофером Дж. Дунканом, и «Нетрадиционный взгляд на проблему Чёрной Смерти» (Black Death Transformed) Сэмюэля Кона, профессора медиевистики, работающего в Университете Глазго.

Для сравнения была взята т. н. третья пандемия, разразившаяся в конце XIX века 1894—1930 гг., распространившаяся по всему миру, и унёсшая жизни пяти с половиной миллионов человек. Именно в это время Александр Йерсин сумел выделить культуру чумного микроба, а Поль-Луи Симон — разработать теорию «крысино-блошиного» механизма распространения заболевания. В результате «отрицатели» установили следующее:

1) Отмечалась определённая разница в механизме протекания болезни между Чёрной Смертью и временем третьей пандемии. В частности, крайне редко замечались такие обычные для авторов XIV века симптомы, как гангренозное воспаление горла и лёгких, сильные боли в области сердца, кровохаркание и кровавая рвота, а также тяжёлый запах, исходивший от больных.

2) Третья пандемия унесла, к примеру, в Индии, всего лишь около 3 % населения, в то время как Чёрная Смерть сократила население Европы, по самым скромных подсчётам, на треть.

2) Бубоны, располагавшиеся в современном варианте обычно на ногах (что вполне логично, так как блоха скорее доберётся до нижней части тела), во времена Чёрной Смерти зачастую располагались на шее или за ушами.

3) Чуме обычно предшествует массовая гибель крыс, но ничего подобного в документах XIV века не отмечалось, в то время как по расчётам «отрицателей» при той смертности, о которой говорят хроники, штабеля из дохлых крыс должны были буквально загромождать улицы и доходить до колена взрослому человеку. Не заметить подобного, и тем более не посчитать это достойным упоминания как нечто обыденное, по мнению «отрицателей», было невозможно.

4) Основной формой протекания заболевания (в особенности на Севере) был «лёгочный вариант», в то время как в современном мире процент больных с поражениями лёгких при пандемии не превышал 15-25 %, во времена вьетнамской войны — 3 %.

5) Чумная блоха предпочитает тёплый и влажный климат, потому в той же Индии заболеваемость падала в зимнее время и возобновлялась весной, в то время как для Чёрной Смерти подобного не замечено.

6) Во времена третьей пандемии болезнь распространялась со скоростью около 20 миль в год, в то время как для Чёрной Смерти эта цифра составляла 2,5 мили в сутки.

Однако, будучи полностью единодушны в вопросе, что Чёрная Смерть не была чумой, «отрицатели» резко расходились во мнениях касательно того, какое заболевание предложить вместо неё. Так, основоположник «нового взгляда на проблему Чёрной Смерти» Грэм Твигг возлагал ответственной за эпидемию бациллу сибирской язвы — однако, подобная интерпретация имела свой подводный камень — при сибирской язве не развиваются бубоны, хотя на коже могут появится фурункулы и язвы. Ещё одна трудность состояла в том, что, в отличие от чумы, не существовало документально зафиксированных случаев больших эпидемий сибирской язвы.

Дункан и Скотт предлагали на место инфекционного агента некий вирус, родственный геморрагической лихорадке Эбола, симптоматика которой действительно в чём-то сходна с лёгочной чумой, причём, доводя свою теорию до логического завершения, предположили, что все пандемии так называемой «чумы», начиная с 549 г. н. э. были вызваны именно имШаблон:-1.

Но дальше всех пошёл профессор Кон, возложивший ответственность за Чёрную Смерть на некое таинственное «заболевание Х», к нынешнему времени успевшее бесследно исчезнуть.

Надо сказать, что «традиционалисты» так же не оставались в долгу, находя контрдовод на каждое утверждение оппонентов.

Так, на вопрос о разнице симптомов замечалось, что средневековые хроники противоречат порой не только описаниям XIX века, но и друг другу, что неудивительно в условиях, когда ещё не был выработан единый метод диагностики и единый язык для составления истории болезней. Так, «бубон» для одного мог другим описываться как «фурункул», кроме того, часть из этих описаний носит художественный, а не документальный характер, как например, классическое описание флорентийской чумы, оставленное Джованни Бокаччо. Кроме того, для хроник известны случаи, когда описание современных для автора событий подгонялось под образец, изложенный неким авторитетом; так, полагается, что Пьяцца в своём описании чумы в Сицилии более чем старательно подражал Фукидиду.. Разницу в количестве жертв легко объяснить, если вспомнить об ужасающей антисанитарии, царившей в средневековых городах и сёлах; кроме того, следует помнить, что чума пришла через сравнительно короткое время после Великого Голода 1315—1317 гг., когда в Европе едва лишь перестали ощущаться последствия недоедания. Что касается крыс, также отмечают, что наравне с «крысиной» блохой, распространителем болезни, хотя и менее эффективным, являются блохи, паразитирующие на людях, недостатка в которых в Средние века отнюдь не ощущалось. Этим же снимается вопрос о климате. Скорость распространения болезни в новейшее время тормозилась эффективными мерами по профилактике и многочисленными карантинами, в то время как в Средние Века ничего подобного известно ещё не было.

Кроме того, была выдвинута теория, что занос в Европу монгольской чумы проходил в два этапа — через Мессину и через Марсель, причём, в первом случае это была «сусликовая», во втором — «крысиная» чума, несколько отличающиеся друг от друга. Также интересную теорию выдвинул российский биолог Супотницкий, предположивший, что во времена, когда медицина ещё находилась в зачаточном состоянии, с чумой путались иногда случаи внешне похожих на неё симптоматикой заболеваний, как-то малярии, тифа и т. д.

Конец всем спорам положил анализ мягких тканей зубов, взятых у жертв Чёрной Смерти. За основу исследования, выполненного группой французских учёных под руководством Дидье Рауля в конце 90-х годов, были трупы жертв болезни, взятые из двух «чумных рвов» в Южной Франции, один из которых датируется 1348—1350 гг., другой — более поздним временем. В обоих случаях была найдена молекула ДНК бактерии Y. Pestis, отсутствующая в контрольных образцах из останков людей того же времени, умерших от иных причин. Результаты были подтверждены ещё в нескольких лабораториях в нескольких странах. Таким образом, по мнению Д. Рауля в споре об этиологии Чёрной Смерти можно поставить точку — её виновницей, без сомнения, была бактерия Y. Pestis.Шаблон:-1 .

Последствия

«Чёрная смерть» имела значительные демографические, социальные, экономические, культурные и религиозные последствия. Так, от «чёрной смерти» скончалось, по разным подсчетам, до половины населения Европы, от 15 до 34 миллионов человек (во всём мире скончалось от 75 до 200 миллионов человек).

Эпидемия привела к тому, что из-за резкого уменьшения количества населения зашатались традиции, ранее казавшиеся незыблемыми, и феодальные отношения дали свою первую трещину. Многие цехи, бывшие практически закрытыми, где ремесло передавалось от отца к сыну, чтобы удержаться на плаву, стали принимать к себе новых людей, подобным же способом вынуждено было пополнять свои ряды духовенство, значительно поредевшее за время эпидемии, а также врачебное сословие; за недостатком мужчин в сферу производства стали втягиваться женщины. Время после чумной эпидемии стало подлинным временем новых идей и пробуждения средневекового сознания. Перед лицом грозной опасности от вековой спячки очнулась медицина, вступившая с того времени в новый этап своего развития. Кроме того, недостаток рабочих рук позволял подёнщикам, батракам, прислуге и т. д. буквально торговаться со своими работодателями, требуя для себя лучших условий труда и более высокой оплаты.

Оставшиеся в живых зачастую оказывались в положении состоятельных наследников, получавших земли и доходы родни, скончавшейся во время Великой Эпидемии. Низшие классы немедленно воспользовались этим обстоятельством, чтобы добиться для себя более высокого положения и власти. Флорентиец Маттео Виллани горько жаловался что «простонародье ныне требует для себя самых дорогих и изысканных блюд, их женщины и дети щеголяют пышными платьями, принадлежавшими ранее тем, кто навсегда покинул этот мир», добавляя, что «В нынешнее время женская прислуга, неопытная и не обученная, и вместе с ней мальчишки-конюшие требуют для себя по меньшей мере 12 флоринов в год, а самые наглые и 18, и даже 24, то же касается нянек и мелких ремесленников, зарабатывающих на хлеб своими руками, которым подавай ныне втрое больше обычного, и так же работники на полях, коих следует теперь снабжать упряжкой быков и зерном для посева и работать они желают исключительно на лучшей земле, забросив прочую.»

За недостатком рабочих рук в сельском хозяйстве постепенно стала меняться структура производства, поля зерновых всё чаще превращались в пастбища для скота, где один-два пастуха могли управляться с огромными стадами коров и овец. В городах дороговизна ручного труда с неизменностью повела к росту к попыткам механизировать производство, усложнением средств производства, давшим свои плоды в более поздние времена. Упала цена на землю, арендная плата, снизился ростовщический процент.

Уже к концу XII века возникла тенденция к коммутации повинностей вилланов. Вместо выполнения малоэффективной барщинной работы на господских землях часть вилланов стала переводиться на уплату фиксированного денежного платежа сеньору. В условиях роста спроса на сельскохозяйственную продукцию и существенного прогресса аграрной техники во второй половине XIII—начале XIV века, процессы коммутации отработочных повинностей замедлились и появилась тенденция к реставрации барщины в полном объёме.

И в то же время вторая половина XIV века характеризовалась нешуточной инфляцией и высокими ценами на пищевые продукты (в особенности на хлеб, так как с уменьшением количества работников в сельском хозяйстве уменьшилось и производство). Высшие классы, чувствуя, что власть ускользает из рук, пытались перейти в наступление, так, Парламент Великобритании принял Статут о рабочих, запрещавший платить наёмным рабочим больше, чем то было принято до эпидемии, тем же браться за любую работу под угрозой наказания.Шаблон:-1. Росли налоги, кроме того, в попытке удержать и сделать незыблемой границу между сословиями, всё больше размывавшуюся после Великой чумы, принимались «законы о роскоши», современному человеку кажущиеся мелочными — так, в зависимости от положения на иерархической лестнице, ограничивалось количество лошадей в запряжке, длина женских шлейфов, количество блюд, подаваемых на стол и даже количество плакальщиков на похоронах.

В ответ на попытку ограничить столь жестокой ценой завоёванные права низшие классы ответили вооружёнными выступлениями — по всей Европе прокатились бунты против налоговых ведомств и против правительств, с жестокостью подавленные и всё же надолго ограничившие аппетиты и притязания высших классов и привели к ускорению коммутации барщинных повинностей и массовому переходу от феодальных к арендным отношениям в господском хозяйстве. Рост самосознания третьего сословия, начавшийся во времена Второй Пандемии, уже не останавливался более и нашёл своё полное выражение во времена буржуазных революций.

В духовной сфере власть церкви над умами, практически безусловная в прежние времена, так же оказалась значительно поколебленной, обвинения в алчности и симонии, видимая беспомощность церковников в борьбе с чумой значительно ослабили её власть и пробудили умы для философии будущего — на смену еретическим сектам времён Второй Пандемии пришли лолларды, гуситы, Уиклиф, и, наконец — реформация.

Предполагается, что та же самая болезнь возвращалась в Европу каждое поколение с различными степенями интенсивности и смертности до 1700-х. Известные поздние эпидемии чумы включают: итальянскую эпидемию 1629—1631, «Большую эпидемию Лондона» (1665—1666), «Большую эпидемию Вены (1679)», «Большую эпидемию Марселя» в 1720—1722 и чуму в Москве в 1771. Отдельные регионы Венгрии и нынешней Бельгии (Брабант, Эно, Лимбург), а также окрестности города Сантьяго-де-Компостела в Испании, были не затронуты по неизвестным причинам (хотя эти области были поражены второй эпидемией в 1360—1363 и позже в течение многочисленных возвращений бубонной эпидемии).

Отражение в искусстве

Основная статья: Чума в европейском искусстве

Тема эпидемии чумы была отражена во многих художественных произведениях.

Одним из известных сюжетов является «Пляска Смерти» (La Danse Macabre) с изображением танцующих фигур в виде скелетов. Гравюра Голбейна Младшего выдержала 88 изданий с 1830 по 1844 год.

Распространён сюжет, где чума представляется гневом Бога, который поражает грешников стрелами. На панно церковного алтаря в Гёттингене, Германия, (1424) Бог карает людей стрелами, семнадцать из которых уже попали в цель. Однако многие смогли укрыться под покровом Богородицы. На фреске Гоццоли в Сан-Джиминьяно, Италия (1464) изображён Бог-отец, посылающий отравленную стрелу на город. Ж. Делюмо отметил, что стрелы чумы изображены на погребальной стеле в Моосбурге (церковь Св. Кастулуса, 1515), в соборе Мюнстера, на полотне Веронезе в Руане, в церкви Ландо-ам-дер-Изар.

На картине Питера Брейгеля Старшего «Триумф смерти» изображены скелеты, символизирующие чуму, которые убивают всё живое.

Флорентийская чума стала фоном, на котором разворачивается действие знаменитого «Декамерона» Джованни Бокаччо. О чуме писал Петрарка в своих знаменитых стихах к Лауре, скончавшейся во время эпидемии в Авиньоне. Пейре Люнель де Монеш, трубадур, описал чумную эпидемию в Тулузе в цикле скорбных сирвент, носящем наименование «Meravilhar no·s devo pas las gens».

Предполагается также, что временем Чёрной Смерти датируется известная в Англии детская песенка-считалочка Ring a Ring o`Roses («На шее венки из роз, Букетиков полные карманы, Апчхи-апчхи! Все падают на землю».) — хотя подобная трактовка представляется спорной.

Существовали и предположения, связывающие с Чёрной Смертью знаменитую сказку о Гамельнском крысолове. Так, в интерпретации М. В. Супотницкого крысолов истребляет крыс, после чего дети, собиравшие тела зверьков, заболевают чумой и погибают. Однако, догадку эту сложно принять из-за несовпадения в датах — согласно гамельнской хронике, крысолов увёл детей (о крысах в этом первом варианте ещё не упоминается) в 1284 г., то есть более чем за пятьдесят лет до эпидемии.

Кинематограф

• Время ведьм — 2011 год, режиссёр Доминик Сена
• Чёрная смерть — 2010 год, режиссёр Кристофер Смит
• Королевская милость — 1995 год, режиссёр Майкл Хоффман
• Сказка странствий — 1983 год, режиссёр Александр Митта
• Седьмая печать — 1957 год, режиссёр Ингмар Бергман

См. также

• «Декамерон» В предисловии Боккаччо оставил описание ужасов «чёрной смерти».
• Юстинианова чума
• Чумной бунт
• Депопуляция
• Отряд 731
• 1349 (группа)
• «Чума» Альбера Камю

Литература

• «Чёрная смерть» — второе пришествие чумы в Европу (1346—1351) Это глава из книги «Очерки истории чумы» Супотницкий М. В., Супотницкая Н. С.