Ольмеки: различия между версиями

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску
[непроверенная версия][непроверенная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Строка 245: Строка 245:
<blockquote>«Когда ольмекское государство, — продолжает Майкл Ко, — стало клониться к упадку, сначала в Сан-Лоренсо, а позднее и в Ла-Венте, то жители его в массе своей переселились на восток — в лесистые районы Северной Гватемалы и Юкатана и далее, к горным хребтам Чиапаса и Центральной Гватемалы. То, что когда-то было ольмекской цивилизацией, постепенно превратилось в цивилизацию майя».</blockquote>
<blockquote>«Когда ольмекское государство, — продолжает Майкл Ко, — стало клониться к упадку, сначала в Сан-Лоренсо, а позднее и в Ла-Венте, то жители его в массе своей переселились на восток — в лесистые районы Северной Гватемалы и Юкатана и далее, к горным хребтам Чиапаса и Центральной Гватемалы. То, что когда-то было ольмекской цивилизацией, постепенно превратилось в цивилизацию майя».</blockquote>


Но там, где есть три решения, возможно и четвертое, пишет [Гуляев, Валерий Иванович|В. И. Гуляев]. Вполне вероятно, что между ольмеками и майя действи­тельно существовала языковая близость. Но значит ли это, что майя, тем самым — прямые потомки ольмек­ских переселенцев?
Но там, где есть три решения, возможно и четвертое, пишет [[Гуляев, Валерий Иванович|В. И. Гуляев]]. Вполне вероятно, что между ольмеками и майя действи­тельно существовала языковая близость. Но значит ли это, что майя, тем самым — прямые потомки ольмек­ских переселенцев?


По мнению Гуляева, в действительности все было иначе. Не исключено, что в весьма отдалённые времена большая группа родственных племен, говоривших на различных диалектах языка майя, занимала обширные пространства Мексики и Центральной Америки: от Тамаулипаса на севере до Сальвадора на юге. В их число входили, вероятно, и ольмеки. В более позднюю пору в каждой из областей этой огромной зоны развились в силу особых причин свои, оригинальные варианты культуры, хотя и близкие, и тесно связанные между собой. Таким образом, на мой{{кто?}} взгляд, майя и ольмеки — два родственных народа, развивавшихся более или менее параллельно и создавших свои местные оригинальные цивилизации. Последние открытия археологов на тихоокеанском побережье Гватемалы со всей очевидностью показали, что подобная точка зрения покоится не на пустом месте!
По мнению Гуляева, в действительности все было иначе. Не исключено, что в весьма отдалённые времена большая группа родственных племен, говоривших на различных диалектах языка майя, занимала обширные пространства Мексики и Центральной Америки: от Тамаулипаса на севере до Сальвадора на юге. В их число входили, вероятно, и ольмеки. В более позднюю пору в каждой из областей этой огромной зоны развились в силу особых причин свои, оригинальные варианты культуры, хотя и близкие, и тесно связанные между собой. Таким образом, на мой{{кто?}} взгляд, майя и ольмеки — два родственных народа, развивавшихся более или менее параллельно и создавших свои местные оригинальные цивилизации. Последние открытия археологов на тихоокеанском побережье Гватемалы со всей очевидностью показали, что подобная точка зрения покоится не на пустом месте!

Версия от 02:58, 4 июня 2014

Ольме́ки — название племени, упоминающееся в ацтекских исторических хрониках. Название дано условно, по одному из небольших племен, живших на указанной ниже территории[1].

В 1867 году Хосе Мельгар выпустил в свет первое печатное сообщение о гигантской голове «эфиопа» из Трес-Сапотес и тем самым положил начало изучению забытой индейской культуры, затерявшейся в лесах Веракруса и Табаско. Широкомасштабные археологические раскопки произошли в 1930-х годах, когда Мэтью Стирлинг со своими коллегами заложили первые шурфы и траншеи на зеленых склонах холмов Ла-Венты и Трес-Сапотес. Был открыт центр ольмекской культуры в Пьедра Парада, музейный фонд которого пополняется за счёт работы экспедиций мексиканских археологов из Национального института антропологии и истории. Ученый археолог Медельин Сениль из университетского музея города Халапы, столицы штата Веракрус, открыл неизвестный город ольмеков — Син Кабесас («Безголовые»). Это название родилось из-за обилия поврежденных и обезглавленных статуй, выглядывавших буквально на каждом шагу из-под зелёной листвы джунглей.

Два самых известных ольмекских памятника — Трес-Сапотес (Веракрус), Ла-Вента (Табаско) и Сан-Лоренсо.

Для ольмекской цивилизации характерна самая необычная и изысканная во всем центральноамериканском искусстве скульптура, представленная гигантскими каменными человеческими головами, алтарями и стелами (резными каменными монолитами). Исключительно изящны небольшие фигурки и другие предметы, вырезанные из нефрита. Земляные платформы служили основанием для храмов и насыпями над гробницами, сооружёнными из природных базальтовых глыб. К примечательным особенностям ольмекской культуры принадлежат вырезанные на камне даты, обозначенные черточками и точками и сходные с представленными в Монте-Альбане и у майя. Они относятся к последним столетиям до нашей эры и представляют собой древнейшие в Центральной Америке письменные даты, что указывает на одновременность ольмекской цивилизации и культур формативной эпохи других районов. Она также предшествует расцвету цивилизации майя классической поры.

Наследником ольмекской культуры является эпиольмекская.

Языки и письменность

Язык ольмеков неизвестен, поскольку их письменность (предок письма майя) не дешифрована. Терренс Кауфман, на основании большого количества михе-сокских заимствований в большинстве мезоамериканских языков, особенно культурных, выдвинул гипотезу, получившую известность среди лингвистов, что ольмеки говорили на языке михе-сокской семьи.

Голова Африканца

В 1869 году в «Бюллетене Мексиканского общества географии и статистики» появилась заметка за подписью Х. М. Мельгара, который утверждал, что в 1862 году близ деревушки Трес-Сапотес (штат Веракрус) на плантации сахарного тростника ему посчастливилось обнаружить удивительную скульптуру, не похожую на все известные до их пор — голову «африканца», высеченную из камня. Заметка сопровождалась рисунком. В 1871 году Мельгар объявил: «Я абсолютно убежден, что негры не раз бывали в этих краях, и это случилось ещё в первую эпоху от сотворения мира», но эта гипотеза не была подкреплена и не имела оснований.

После этой заметки через 40 лет индеец обнаружил близ городка Сан-Андре-Тустла ещё один предмет — маленькую нефритовую статуэтку, изображавшую жреца с наголо обритой головой и широко открытыми смеющимися глазами. Нижнюю часть его лица закрывала маска в виде утиного клюва, а на плечи был накинут короткий плащ из перьев, имитирующий сложенные птичьи крылья. Эта статуэтка оказалась в Национальном музее США в котором было с удивлением обнаружено, что столбик таинственных черточек и точек, вырезанных на статуэтке, представляет собой дату календаря майя, соответствующую 162 году н. э. В научных кругах разразилась очень сильная полемика, так как ближайший город древних майя — Комалькалько — находился не менее чем в 150 милях к востоку от места находки. Кроме того, статуэтка из Сан-Андрес-Тустлы почти на 130 лет старше любого другого датированного памятника с территории майя. Для ответа на вопрос учёные начали исследовать архивы Испании и Мексики, вскоре было выяснено, что основная их часть освещала события не ранее самого кануна Конкисты, то есть XV—XVI веков.

«Давным-давно, — говорили ацтекские мудрецы испанскому монаху Саагуну, — во времена, которые уже никто не помнит, появился в этих краях один могучий народ… Долго бродили до того люди в поисках земли обетованной… Сначала в большом числе они прибыли на своих ладьях к северному берегу. И место, где они бросили свои лодки, называется Панутла (совр. город на побережью Мексиканского залива, в северной части штата Веракрус). Тотчас же двинулись они по краю вод… Они шли не по своей воле. Их вели жрецы, сам Бог указывал им дорогу… Наконец, добрались они до местности Тамоанчан и основали там своё царство».

Именно их стараниями, говорит легенда, были заложены основы той блестящей цивилизации, влияние которой испытывали на себе все другие великие народы доколумбовской Мексики: тольтеки, ацтеки, сапотеки и майя.

На языке майя слово «тамоанчан» буквально означает «страна дождя и тумана».

В других индейских преданиях говорится, что в названной области издавна обитали племена ольмеков, «ольмек» по-ацтекски означает «житель страны каучука» и происходит от слова «ольман» — «страна каучука», «место, где добывают каучук».

Если верить легендам индейцев, то ольмеки — первый цивилизованный народ Центральной Америки, издавна живший на южном побережье Мексиканского залива.

Первая экспедиция

В марте 1924 институт Тулэйнского университета города Нью-Орлеана получил очень крупную сумму от лица, которое не хотело себя называть, на проведение широких исследований Центральной Америки. В результате чего была организована экспедиция в Южную Мексику. Во главе её были поставлены известные специалисты-археологи Франц Блом, Оливер Ла Фарж.

19 февраля 1925 года экспедиция началась. Путь экспедиции лежал к реке Тонала, где по слухам находилось заброшенное древнее поселение с каменными идолами. В портовом городке Пуэрто-Мехико они наняли моторно-спасательную шхуну «Лупата» и отправились к намеченной цели. В экспедиционном дневнике было записано:

"Проводники сообщили нам, что имеются два пути, которыми мы можем добраться до древних руин. Один — по безымянной реке длиной более 4 километров. Другой — вверх по реке Тонала и далее по её притоку Бласильо. Последний маршрут имел уже то преимущество, что сухопутный переход там был намного короче, и мы не колеблясь выбрали его… Наша шхуна тихо скользила по широкой реке, берега которой были сплошь покрыты густыми мангровыми лесами. То здесь, то там в воздухе взмывали белые цапли, напуганные шумом нашего мотора. Через два с половиной часа мы добрались до устья более узкой реки Бласильо и свернули туда. Приходилось все время быть настороже из-за множества коряг и затонувших деревьев. В некоторых местах громадные лесные исполины рухнули в воду и почти перегородили реку своими стволами. Уже под вечер добрались мы до небольшого индейского ранчо, где и остановились на ночлег. Первым делом развесить свои гамаки и противомоскитные пологи (сетки), поскольку воздух был буквально переполнен этими кровожадными насекомыми. И когда мы легли спать, то долго ещё слышали жалобные серенады миллионов москитов, бесновавшихся за тонкой тканью наших сеток. Рано утром, ещё до восхода солнца, мы отправились к руинам. Дорога теперь шла по суше. Но это было лишь одно название. Почва во многих местах оказалась настолько заболоченной, что нам приходилось брести по воде, доходившей порой выше колен. Проводник сказал нам, что Ла-Вента — место, куда лежал наш путь, — это остров, окруженный со всех сторон болотами. На нём есть холмы с удивительно плодородной почвой. Поэтому вся земля на острове поделена на участки, каждый из которых принадлежит отдельной индейской семье. Когда мы подошли к окраине Ла-Венты, нам действительно встретилось несколько индейцев, направлявшихся на охоту или на свои поля. Мы попросили их помочь в расчистке древних руин от лесных зарослей, и они охотно на это согласились. После час быстрой ходьбы от ранчо Бласильо мы добрались наконец до цели: перед нами находился первый идол. Это было огромный каменный блок более двух метров высоты. Он лежал плашмя на земле, и на его поверхности можно было разглядеть человеческую фигуру, грубо высеченную в глубоком рельефе. Фигура эта не отличается какой-либо спецификой, хотя, судя по общему её виду, здесь чувствуется какой-то слабый отголосок влияния майя. Вскоре после этого мы увидели и самый поразительный монумент Ла-Венты — огромный валун, напоминающий по форме церковный колокол… После значительных раскопок мы, к своему несказанному удивлению, убедились в том, что перед нами верхняя часть «гигантской головы, наподобие найденной в Трес-Сапотес».

В своей книге об исследованиях в Табаско из книги Блома и Ла Фарж «Племена и храмы» (1926 год) заканчивается следующими словами: «В Ла-Венте мы нашли большое число крупных каменных изваяний и, по меньшей мере, одну высокую пирамиду. Некоторые черты этих изваяний напоминают скульптуру из области Тустлы; другие демонстрируют сильное влияние со стороны майя… Именно на этом основании мы склонны приписывать руины Ла-Венты культуре майя». Благодаря этому заключению самый яркий ольметский памятник, давший впоследствии название всей этой древней цивилизации, неожиданно оказался в списке городов совершенно иной культуры, созданной майя. По иронии судьбы сами первооткрыватели оказались вторыми. К описанию загадочного идола отнеслись весьма спокойно. Так, они писали:

«Взобраться на вулкан Сан-Мартин Пахапан, — написал впоследствии сам Блом, — было нашей давней мечтой. В Татахуикапе мы наняли проводников и верхом на лошадях отправились в путь. Но после часа езды мы вынуждены были привязать наших кляч близ крохотной плантации кофе и идти дальше пешком… Затем тропа кончилась, и мы вступили в лес, где пришлось карабкаться по довольно крутому склону до тех пор, пока мы не добрались до небольшого ручья на высоте 506 метров. Наш проводник объявил, что здесь находится последнее место, где мы можем напиться воды перед настоящим подъёмом. В этой части леса каждая скала и каждый лист на деревьях были сплошь покрыты какими-то белыми личинками размером с мизинец. Густой подлесок состоял из небольших пальм и колючих кустов, но когда мы поднялись повыше — они исчезли. Узкая крутая тропинка то петляла среди скалистых обнажений, то исчезла вообще, чтобы через несколько шагов вновь вынырнуть перед нами. Чем ближе к вершине, тем ниже становились деревья. Их корни были исхлестаны свирепыми ветрами, а угловатые ветви покрывали разводы мха. На самой вершине горы тоже росли деревья. Это говорит о том, что с тех пор как вулкан просыпался в последний раз прошло уже немало времени. Вершина имела два пика. На высшей точке южного из них мы обнаружили большой валун с отметкой 1211. Этот номер выбил на камне мексиканский инженер Исмаил Лойя, обследовавший данный район в 1897 году. Валун и стоит как раз на высоте 1211 метров. Лойя был первым, кто видел идола на макушке горы Сан-Мартин. Он же рассказал нам в 1922 году, что ему пришлось передвинуть этого идола на небольшое расстояние для того, чтобы использовать его как угловую отметку в своих промерах. Во время этого „переезда“ он нечаянно отбил у идола руки. Но ещё до начала работ инженер успел, к счастью, сделать схематический рисунок всего изваяния. Под древней статуей находилась небольшая яма, в которой лежали какие-то глиняные сосуды и несколько небольших вещиц из нефрита. Лойя отбросил все это в сторону, но одну небольшую поделку в виде гремучей змеи из светло-зеленого нефрита прихватил с собой. Идол сидит на корточках и согласно рисунку Лойи, горизонтально держит в обеих руках какой-то брусок. Его тело наклонено вперед. Руки, ступни ног и брусок сейчас отсутствуют. Лицо сильно повреждено. Общая высота изваяния 1,35 метра, из которых 57 сантиметров приходился на головной убор. По обеим сторонам головы идола хорошо видны громадные ушные украшения. Головной убор необычайно вычурный и пышный. На передней его части изображено какое-то странное лицо с узкими глазами, небольшим широким носом и опушенным вниз ртом с пухлой и вздернутой верхней губой. Сам монумент стоит на небольшой ровной площадке, в седловине между двумя высокими пиками, неподалеку от кратера вулкана. Изваяние может изображать бога огня или гор. Но в то время мы не рискнули отнести его наверняка к какой-нибудь определённой культуре».

Вторая экспедиция

Осенью 1938 года из мексиканского городка Альварадо, что стоит на берегу океана близ устья реки Папалоапан, отправился в очередной рейс колёсный пароход, на борту которого находилась археологическая экспедиция, во главе которой стоял Мэтью Стирлинг. После нескольких дней «круиза» они достигли деревушки Трес-Сапотес, которая находилась возле горных хребтов Тустлы, у подножия которых лежали руины древнего городища ольмеков.

В течение долгих и полевых сезонов в 1939—1940 гг. была проделана значительная работа. Находки исчислялись тысячами: изящные поделки из голубоватого нефрита, бесчисленные обломки керамики, глиняные статуэтки, многотонные каменные изваяния. Но прежде всего была полностью раскопана знаменитая «голова эфиопа», которая, как оказалось, лежала всего лишь в 100 метрах от лагеря экспедиции. Двадцать рабочих целый день без устали трудились вокруг поверженного исполина, пытаясь освободить его из глубокой лесной могилы.

«Хотя мы довольно скептически относились к этим рассказам, — вспоминает Стирлинг, — тем не менее наш интерес все более возрастал, по мере того как каменный колосс постепенно освобождался от вязкой глины, совершенно затянувшей его за прошедшие столетия». Очищенная от земли голова казалась выходцем из какого-то фантастического, потустороннего мира. Несмотря на свои внушительные размеры (высота — 1,8 метра, окружность — 5,4 метра, вес — 10 тонн), она высечена из одного каменного монолита.

Но каким образом доставили древние жители Трес-Сапотес эту огромную глыбину базальта в свой родной город, если ближайшее месторождение такого камня находится в нескольких десятках километров? Подобная задача поставила бы в тупик даже современных инженеров, в то время как ольмеки сделали это без помощи колесного транспорта и тягловых животных, так как у них ни того ни другого не было.

В ходе исследований было установлено, что в Трес-Сапотес имеется не одна, а целых три гигантских головы. Все эти исполины высечены из крупных глыбин твёрдого чёрного базальта. Их высота колеблется от 1,5 до 3 метров, в вес — от 5 до 40 тонн.

По мнению Мэтью Стирлинга, это изображения наиболее выдающихся ольмекских вождей и правителей, увековеченных в камне.

У основания одного из холмов археологам удалось обнаружить большую каменную плиту, поваленную наземь и разбитую на два куска примерно равной величины. Вся земля вокруг неё была буквально усыпана тысячами острых осколков обсидиана, принесённых сюда, вероятно, в древности в качестве ритуального дара. Монумент сильно пострадал, центральную часть стелы занимает фигура человека, высеченная почти в полном рельефе. По обеим сторонам от него запечатлены ещё две фигуры меньшего размера. Один из персонажей держит в руке отрубленную человеческую голову. Над всеми этими фигурами как бы парит в воздухе какое-то небесное божество в виде громадной стилизованной маски.

Найденная стела (её номер был Стела А) была самой крупной из всех стел, известных в Трес-Сапотес. Почти прямо на восток от неё находился низкий продолговатый холм, у которого был виден выступающий из земли край какого-то разбитого каменного ящика. «Мы расчистили его, — пишет М. Стирлинг, — и результаты этих небольших раскопок превзошли наши самые смелые ожидания. Каменный ящик представлял собой прекраснейший образец скульптуры из Трес-Сапотес. Он имел полтора метра в длину и слегка выпуклые бока, так что размеры его днища были меньше, чем устье. Поверхность каждой из четырёх сторон покрывала необычайно сложная и великолепно исполненная резьба. Пышный орнамент в виде завитков сочетается с несколькими человеческими фигурами. Впрочем, скорее всего, это не люди, а боги, столкнувшиеся в жестокой космической схватке. Лица богов имеют типично майянский облик. Но зато характер остальной резьбы абсолютно уникален».

Бесподобная находка

16 января 1939 года М. Стирлинг написал:

«Ранним утром я отправился в самую дальнюю часть археологической зоны, мили за две от нашего лагеря. Цель этой не слишком приятной прогулки состояла в том, чтобы осмотреть один плоский камень, о котором ещё несколько дней назад сообщил один из наших рабочих. По описаниям камень очень напоминал стелу, и я надеялся найти на её оборотной стороне какие-нибудь скульптурные изображения. Стоял невыносимо жаркий день. Двенадцать рабочих и я затратили неимоверное количества усилий, прежде чем с помощью деревянных шестов нам удалось перевернуть тяжёлую плиту. Но, увы, к глубочайшему моему сожалению, обе её стороны оказались абсолютно гладкими. Тогда я вспомнил, что какой-то индеец говорил мне ещё об одном камне, валявшемся неподалеку, на крохотной мильпе крестьянина со странным именем Санто Сапо. Эта мильпа находилась на ровной площадке у подножия самого высокого искусственного холма Трес-Сапотес. Камень был столь невзрачен на вид, что я, помнится, ещё подумал, стоит ли вообще его раскапывать. Но расчистка показала, что он в действительности гораздо больше, чем я полагал, и что одну из его сторон покрывали какие-то резные рисунки, правда, сильно попорченные от времени. Другая же сторона стелы была, по видимому, совершенно гладкой. Как ни пытался я разобраться в едва заметных линиях резьбы, все надоевшую работу, я попросил индейцев перевернуть обломок стелы и осмотреть заднюю его часть. Рабочие, стоя на коленях, стали очищать поверхность монумента от вязкой глины. И вдруг один из них крикнул мне по испански: „Начальник! Здесь какие-то цифры!“ И это действительно были цифры. Я не знаю, правда, каким образом догадались об этом мои неграмотные индейцы, но там поперек оборотной стороны нашего камня были высечены прекрасно сохранившиеся ряды черточек и точек — в строгом соответствии с законами майянского календаря. Передо мной лежал предмет, который все мы в душе мечтали найти, но из суеверных побуждений не осмеливались признаться об этом вслух».

После сложных выкладок и вычислений было установлено, что полный текст был следующий: «6 Эцнаб I Ио». По европейскому летосчислению эта дата соответствует 4 ноября 31 года до нашей эры. рисунок, высеченный на другой стороне стелы (которой дали номер Стела С), изображает, по словам известного мексиканского археолога Альфонсо Касо, очень ранний вариант ягуароподобного бога дождя. Из указанной надписи следовал строгий вывод о том, что гордые жрецы майя заимствовали свой поразительно точный календарь у западных соседей — ольмеков.

Первая конференция

В июле 1941 года в столице мексиканского штата Чиапас г. Тустлан Гурьерес было проведена конференция среди специалистов Американского континента. В ходе обсуждения все присутствовавшие разделились на два лагеря, между которым шла словесная перепалка. Все началось из-за выступления Дракера, который сообщил, что в результате раскопок в Трес-Сапотес была составлена схема развития ольмекской культуры, которую он приравнял к «Древнему царству» майя (300—900 годы н. э.). Большинство североамериканских специалистов поддержало эту схему, но, словно гром среди ясного неба, зазвучали возгласы двух мексиканских учёных — Альфонсо Касо и Мигель Коваррубиас, которые были очень хорошо известны в академических кругах. Так Альфонсо Каса открыл сапотетскую цивилизацию в Монте Альбане (Оахаха), а Мигель Коваррубиас считался непревзойденным знатоком древнемексиканского искусства. Определив характерные черты и высокий уровень открытого в Трес-Сапотес художественного стиля, они со всей убежденностью заявили о том, что именно ольмеков следует считать древнейшим цивилизованным народом Мексики.

«Там, в джунглях и болотах Южного Веракруса повсюду лежат археологические сокровища: погребальные холмы и пирамиды, мастерски вырезанные из базальта гигантские изваяния богов и героев, великолепные статуэтки из драгоценного нефрита… Многие из этих древних шедевров относятся к началу христианской эры. Появившись внезапно неизвестно откуда во вполне зрелом виде, они, бесспорно, принадлежат культуре, которая была, вероятно, основополагающей, материнской культурой для всех более поздних цивилизаций».

Свои взгляды мексиканские учёные подкрепили весьма убедительными фактами; они утверждали: «Разве не на ольмекской территории найдены древнейшие предметы с календарными датами (статуэтка из Тустлы — 162 год н. э.) и „Стела С“ (Трес-Сапотес — 31 год до н. э.)? А самый ранний храм майя в городе Вашактуне — Пирамида Е—VII—суб.? Ведь он украшен типично ольмекскими скульптурами в виде бога-ягуара!» На эти утверждения посыпался шквал критики более титулованных коллег. Так, они утверждали: «Вся культура ольмеков — это лишь искаженный и ухудшенный слепок с великой цивилизации майя. Ольмеки просто позаимствовали у своих высокоразвитых соседей систему календаря, но записали свои даты, вероятно, значительно преувеличив их древность. А может быть, ольмеки пользовались календарем 400-дневного цикла или вели отсчет времени от другой начальной даты, чем майя?». Что касается Мэтью Стирлинга, то, находясь под впечатлением своих находок в Трес-Сапотес, он утверждал, что «культура ольмеков, которая во многих аспектах достигла высокого уровня, действительно является очень древней и вполне может быть основополагающей цивилизацией, давшей жизнь таким высоким культурам, как майянская, сапотекская, тольтекская и тотонакская».

Открытие культуры ольмеков

Человеком, сделавшим решающий шаг, был Джордж Клапп Вайян, выпускник Гарварда. В 1909 году при строительстве в Некае, штат Пуэбла, Мексика один американский инженер нашёл в разрушенной древней пирамиде нефритовую статуэтку сидящего ягуара, которая впоследствии была куплена Музеем естественной истории в Нью-Йорке. Впоследствии эта нефритовая фигурка послужила Вайяну отправной точкой для определения новой цивилизации ольмеков. Так, он писал: «Пластически, этот ягуар относится к группе скульптур, демонстрирующий одни и те же черты: рычащая пасть, увенчанная выше плоским приплюснутым носом и раскосыми глазами. Часто голова у таких скульптур имеет сзади выемку или зарубку. Большой нефритовый топор, выставленный в Мексиканском зале музея, также относится к этому типу изображений. Географически все эти нефритовые изделия концентрируются в Южном Веракрусе, Южной Пуэбле и на севере Оахаки. Столь же очевидную связь с названной группой предметов демонстрируют и так называемые младенческие скульптуры из Южной Мексики, сочетающие в себе черты ребёнка и ягуара».

Далее он рассуждал:

«Если мы ознакомимся с перечнем народов из полумифических преданий нахуа, то путём исключения можно выяснить, кого из них следует связывать с только что выделенной по материальным критериям цивилизацией. Мы знаем стили искусства ацтеков и наверняка майя. В этих же преданиях часто упоминается один высококультурный народ — ольмеки — живший в древности в Тлашкале, но оттесненный впоследствии в Веракрус и Табаско…Ольмеки славились своими изделиями из нефрита и бирюзы и считались главными потребителями каучука во всей Центральной Америке. Географическое положение этого народа примерно совпадает с областью распространения нефритовых статуэток с ликами младенцев и ягуаров».

Так, в 1932 году, благодаря гипотезе, ещё один абсолютно неизвестный народ с высокоразвитой культурой вновь получил вполне реальные доказательства существования.

Гробница из базальтовых столбов

В центре ольмекской культуры Ла-Вента недалеко от «Большой пирамиды», раскинулась широкая и ровная площадь, окаймленная со всех сторон вертикально стоящими базальтовыми колоннами. Посреди её возвышалось какое-то непонятное сооружение — платформа, построенная из таких же каменных колон. «Мы мучились в догадках по поводу назначения этой странной постройки, — вспоминает Стирлинг. — Вслух говорились самые неутешительные вещи, но в душе каждый надеялся на лучшее. Перед нами открывались самые широкие возможности. Одно лишь общее количество труда, затраченное древними жителями Ла-Венты на строительство этой каменной платформы, указывало на её важное значение».

Когда платформу расчистили, перед археологами предстал своеобразный базальтовый домик, наполовину спрятанный в земле. Длинная его сторона состояла из девяти вертикально поставленных столбов, а короткая — из пяти. Сверху это прямоугольное сооружение было перекрыто накатом из таких же базальтовых столбов. «Домик» не имел ни окон, ни дверей. Древние строители без помощи раствора и каких-либо специальный креплений так искусно подогнали друг к другу гигантские каменные колонны, что между ними не проскользнула бы и мышь. А ведь каждая из них весила без малого две, а то и три тонны и имела до 3 метров длины при диаметре в 30 сантиметров. С помощью ручной лебедки и прочных канатов рабочие принялись растаскивать верх загадочной постройки. После удаления четырёх базальтовых столбов отверстие в крыше стало настолько широким, что можно было рискнуть спуститься вниз, туда, где в густых черных тенях скрывалась внутренняя часть просторной комнаты, замурованной жрецами Ла-Венты много столетий назад.

«Сначала, — пишет Стирлинг, — мы наткнулись на изящную маленькую подвеску в виде клыка ягуара, вырезанную из зелёного нефрита… Затем показалось овальное зеркало из тщательно отшлифованного куска чёрного гематита. А дальше, в глубине комнаты, возвышалась какая-то платформа, сделанная из глины и облицованная камнем. На её поверхности отчётливо выделялось большое пятно яркой пурпурной краски. В пределах его мы обнаружили человеческие кости, принадлежавшие по меньшей мере трем погребённым».

.

Рядом со скелетами лежали всевозможные изделия из драгоценного нефрита зеленых и голубоватых тонов: смешные маленькие фигурки в виде сидящих человечков с припухлыми лицами младенцев, карлики и уродцы, лягушки, улитки, оскаленные пасти ягуаров, диковинные цветы и бусы, зуб гигантской акулы и т. д. Здесь же находился и один из наиболее выдающихся образов нефритовой скульптуры доколумбовой Америки — сидящая женская фигурка из полированного голубого камня с круглым гематитовым зеркальцем. Руки женщины сложены на груди, так что правая лежит над левой. Изящно причесанные длинные волосы ниспадают до плеч. Черты миловидного овального лица изображены скульптором настолько выразительно и точно, что кажется будто оно живёт своей особой внутренней жизнью: и зритель отчётливо видит и тень лукавой улыбки на пухлых губах, и загадочный прищур слегка раскосых миндалевидных глаз.

В юго-западном углу погребальной платформы лежал странный головной убор, напоминавший скорее «терновый венец», чем символ власти и высокого общественного положения его владельца. На прочном шнурке было нанизано шесть длинных игл морского ежа, разделённых вычурными нефритовыми украшениями в виде диковинных цветов и растений. Кроме того, археологи нашли здесь две большие «катушки» из нефрита — украшения для ушей, своего рода серьги — и остатки деревянной погребальной маски с инкрустациями из раковин и кусочков нефрита.

Согласно легенде, до сих пор бытующей у индейцев Ла-Венты, здесь, среди развалин древнего города, погребен не кто иной, как последний император ацтеков — злополучный Монтесума II, павший в 1519 году в Теночтитлане от рук своих возмущённых соотечественников. И когда на Землю опускается ночь, он выходит из сырой, тёмной гробницы наверх, чтобы в призрачных лучах лунного света танцевать со своими придворными на безлюдных улицах и широких площадях навеки уснувшей столицы ольмеков. Все это, конечно, плод народной фантазии, прекрасная легенда. Но научная значимость базальтовой гробницы Ла-Вента вряд ли будет меньше оттого, что в ней вместо Монтесумы погребен могущественный правитель, живший за 9-10 веков до появления ацтеков в долине Мехико.

Неподалеку от гробницы из базальтовых столбов рабочие, рывшие траншею, неожиданно наткнулись на большой каменный ящик. Когда его очистили от грязи, Стирлинг с удивлением увидел, что перед ним не просто ящик, а скульптура, изображающая свернувшегося в кольцо ягуара.

Ягуар оказался полым и был заполнен внутри красной глиной и песком. Это был, несомненно, погребальный саркофаг. «Какое-то важное лицо, — говорит Стирлинг, — занимавшее самое высокое общественное положение, было похоронено здесь вместе со своими украшениями и атрибутами власти. Правда, вода, проникшая в трещины его каменной крышки, и химическое воздействие глины почти начисто уничтожили кости самого скелета». Но все многочисленные нефритовые украшения погребенного лежали по-прежнему на своих местах: серьги -«катушки» — возле остатков черепа, продолговатые бусины ожерелья — в районе грудной клетки и т. д. Справа, возле бедер умершего, археологи нашли две бесподобные вещи: нефритовую статуэтку обнажённого мужчины с раскосыми глазами и вытянутой, искусственно деформированной головой и длинный инструмент из голубого нефрита с заостренным концом, наподобие шара. Точно такие же орудия использовали древние мексиканцы и племена майя для протыкания ушей во время кровавых жертвоприношений своим богам.

Большая пирамида Ла-Венты

В Ла-Венте есть центральная группа искусственных холмов-пирамид, названная впоследствии «Комплексом А». Здесь по сути дела, и велись все основные раскопки 1940—1950 гг. Наиболее крупным сооружением этой группы, да и всего города в целом, была так называемая «Большая пирамида», высотой около 33 м. Большая пирамида Ла-Венты построена из глины и облицована сверху слоем прочного, как цемент, известкового раствора. Долгое время об истинных размерах и форме этого гигантского сооружения можно было только гадать, так как контуры его скрывали густые заросли джунглей. Прежде учёные считали, что пирамида имеет обычные для подобного рода построек очертания — четырёхугольное основание и плоскую усечённую вершину. И только в 1968 году американец Роберт Хейзер с удивлением обнаружил, что Большая пирамида — это своего рода конус с круглым в плане основанием, имеющим, в свою очередь, несколько полукруглых выступов-«лепестков». Причина столь странной формы была объяснена тем, что точно также выглядели конусы многих потухших вулканов в близлежащих горах Тустлы. По поверьям индейцев, именно внутри таких вулканических пиков жили боги огня и земных недр. Стоит ли удивляться тому, что и свои пирамидальные храмы в честь всемогущих богов ольмеки строили по образу и подобию высоких и неприступных горных вершин. История знает немало примеров подобного рода. Достаточно вспомнить зиккураты древних шумеров и ассирийцев или знаменитые «теокалли» ацтекской столицы Теоночтитлан. И те и другие были своеобразной жертвой, даром всего общества в честь сонма многочисленных языческих богов, от воли которых зависела, по глубокому убеждению древних, не только сама жизнь, но и смерть каждого человека. Трудно вообразить, сколько времени и силы было потрачено на постройку пирамид. Так было установлено по расчётам американского археолога Роберта Хейзера, что объём Большой пирамиды Ла-Венты составляет 4700 тысяч кубических футов, что для её сооружения потребовалось 800 тысяч человеко-дней.

Стела № 3

Много споров среди археологов вызывает стела № 3 — гигантский гранитный монумент высотой около 4,5 метров и весом 50 тонн. Его украшает какая-то сложная и непонятная сцена, исполненная в технике низкого рельефа. Друг против друга стоят два человека в вычурных головных уборах. Персонаж, изображенный справа, имеет ярко выраженный европеоидный тип: с длинным орлиным носом и узкой, как бы приклеенной козлиной бородкой. Многие археологи в шутку называют его «дядей Сэмом», поскольку он действительно очень напоминает эту традиционную сатирическую фигуру. Лицо другого персонажа — оппонента «дяди Сэма» — было намеренно повреждено ещё в древности, хотя по некоторым уцелевшим деталям можно догадаться, что перед нами изображен человек-ягуар.

Шестнадцать человечков

В 1955 году археологи нашли глиняную платформу, пробив её они провалились в узкую и глубокую яму на дне которой шестнадцать маленьких каменных человечков — участников какого-то неведомого драматического спектакля — торжественно застыли перед оградой из шести вертикально поставленных топоров-кельтов. На вопрос: «Кто они?» было выдвинуто предположение, что шестнадцатый участник — одинокая фигурка, вырезанная в отличие от остальных из шершавого гранита, стоит, прижавшись спиной к ограде. Остальные пятнадцать статуэток сделаны из нефрита и имеют чисто ольмекский облик (монголоидные продолговатые глаза, плоские носы, пухлые вывернутые губы и удлиненную, искусственно деформированную голову). Повернувшись в одну и ту же сторону, они пристально смотрят на «гранитного человека». Справа к нему приближается процессия из четырёх мрачных фигур с застывшими лицами-масками. Кто же он, этот одиноко стоящий человек? Верховный жрец, управляющий торжественным языческим ритуалом, или жертва, которую через мгновение повалят на кровавый алтарь неведомого бога?

Существует обычай, широко распространённый у народов древности. По их представлениям царь или вождь был своеобразным средоточием магических сил, управляющих жизнью природы и человека. Он несет ответственность за хороший урожай, за обильный приплод скота и т. д. Но однажды приходит день, когда священный царь должен сполна расплатиться и за свои богатства, и за свою непомерную власть. И единственная плата — его смерть.

Пещера с росписями

Летом 1966 года археолог-любитель Карло Гей, осматривая скалистые холмы долины реки Папагайо в штате Герреро, неожиданно наткнулся на обширную пещеру, на стенах которой сохранились следы уникальных древних росписей. Несмотря на отсутствие необходимого опыта и специальных знаний, он с первого же взгляда осознал всю важность сделанного им открытия. Перед ним во всем блеске своей многокрасочной палитры предстала древнейшая картинная галерея из тех, что находили когда-либо на территории Нового Света.

Пещера Хуштлауака — лишь одно из звеньев в длинной цепи подземных залов и галерей, прорезавших здесь мягкие горные породы. Доступ туда и поныне остаётся довольно сложной проблемой. Первый зал пещеры носит название «Зал Смерти».

Исследования Тура Хейердала

В своей статье «По следам бога Солнца», опубликованной в каирском журнале «Egypt Travel Magazine» (перевод. опубл. в журнале «За рубежом» № 21 23-29 мая 1969 года) Тур Хейердал писал:

«Сходство между ранними цивилизациями Египта и Мексики не ограничивается лишь пирамидами… И в Мексике, и в Египте существовала высокоразвитая система иероглифической письменности… Учёные отмечают сходство фресковой живописи в храмах и усыпальницах, схожие конструкции храмов и искусными мегалитическими колоннадами. Указывается на то, что при сооружении сводов из плит архитекторы по обе стороны Атлантики не знали искусства сооружения настоящей арки. Обращается внимание на существование циклопических по размеру каменных человеческих фигур, на удивительные астрономические познания и высокоразвитую календарную систему в Мексике и Египте. Учёные сопоставляют удивительную по совершенству практику трепанации человеческого черепа, характерную для культур древнего Средиземноморья, Мексики и Перу, а также указывают на схожий египетско-перуанский обычай мумификации. Эти и другие многочисленные свидетельства сходности культур, взятые вместе, могли бы подтвердить теорию о том, что однажды или неоднократно суда с берегов Средиземного моря пересекали Атлантический океан и принесли основы цивилизации аборигенам Мексики»

.

Таким образом, по мнению норвежского исследователя, многие важнейшие достижения индейцев доколумбовой Америки (в Мексике и Перу) были так или иначе связаны с влиянием со стороны древнейших очагов культуры в Старом Свете (Средиземноморье и Египет). Помимо указанных выше совпадений некоторых черт культуры и искусства по обе стороны Атлантики, Тур Хейердал приводит и несколько аргументов общетеоретического характера.

«Нигде — ни в Мексике, ни в другой части Америки, — подчёркивает он, — археологи не обнаружили определённых признаков эволюционного развития культуры. Везде, как показали раскопки, цивилизация расцвела сразу, будто привнесённая со стороны. Везде мы находим следы эмигрантов, откуда-то пришедших и принесших с собой зрелую и утонченную цивилизацию в районы, где жили довольно примитивные народы. Нигде мы не находим центра, откуда начиналась бы эволюция ранних американских цивилизаций. И, что является ещё более поразительным, ранняя цивилизация Америки (имеется в виду культура ольмеков) была ограничена весьма неудобным районом тропических и субтропических джунглей Центральной Америки. Но именно здесь большое океанское течение, идущее от Гибралтара и Канарских островов, впадает в Мексиканский залив…»

из журнала «За рубежом» № 21,23-29 мая 1969 года, стр. 31

Диффузионисты или изоляционисты

В XIX веке учёные обратили внимание на внешнее сходство определённых черт культуры в Старом и Новом Свете. Могут ли независимо друг от друга появиться на свет земледелие на террасах, каменные пирамиды, поклонение солнцу, иероглифическая письменность, мумификация умерших и др.? «Диффузионисты» — так стали называть сторонников связей. По их мнению, каждое сложное изобретение или открытие может быть сделано человечеством только один раз. И если мы встречаем их у различных народов и даже в другую эпоху, это все равно служит надёжным доказательством каких-то связей. Таким образом, получилось, что все основные культурные достижения древности могли возникнуть лишь один раз, в одном определённом месте, и оттуда они постепенно распространялись благодаря переселению племен и торговле в другие области континента. Крайние представители этого направления — Эллиот Смит и Уильям Перри — стремились вывести буквально все высокие цивилизации древности из одного источника — Египта; им яростно возражали их сторонники — изоляционисты.

"Хейердал, — пишет советский этнограф Г. И. Антохин впоследствии в книге А. Якоби «Сеньор „Кон-Тики“», — не присоединяется ни к «диффузионистам», ни к «изоляционистам». Тем самым он отказывается от союзов из той или другой школы и, наверняка, получит оппонентов из обеих этих школ. Как всегда, он считает, что нужно иметь в руках факты, чтобы делать какие бы то ни было выводы. Если налицо видны параллели в достижениях древней культуры, надо найти, чем могли осуществляться контакты, и осуществить древнейшими средствами такой контакт". Драматическое плавание судна «Ра».

Современной наукой было установлено, что сходные культуры, в том числе и самые сложные, могут появляться совершенно независимо друг от друга в различных областях земного шара. Равенство хозяйственного и общественного уровня приводит к независимому (или конвергентному) возникновению сходных черт культуры. И при решении вопроса о наличии каких-либо торговых или культурных связей между двумя географическими удалёнными областями всегда следует помнить об этом. Сказать, что в Мексике и в Египте строили пирамиды, поклонялись солнцу и пользовались иероглифическим письмом, как это делают диффузионисты — значит по сути дела не сказать ничего. Солнцу поклонялись в той или иной степени все древние народы мира. Пирамиды в разное время строили в Месопотамии, Камбодже, Египте, Европе и по всей Америке. Иероглифическое письмо было широко распространено в древности от Средиземноморья до Китая. Что касается пирамид, то в стране ольмеков каменных колоссов, похожих на египетские, вообще не оказалось. Пирамиды Теотихуакана и Чолы, на которые любят ссылаться сторонники трансатлантических влияний, построены где-то в конце первого тысячелетия до н. э., тогда как строительство знаменитых пирамид фараонов совершенно прекратилось уже ко второму тысячелетию до н. э., а единственная ступенчатая постройка Египта, похожая на американские, — «Пирамида Джосера» — вообще возведена в начале третьего тысячелетия до н. э. Велики их различия и в стилях орнаментации, строительной техники, материалах, конструкции и даже в назначении. Иероглифы майя, клинопись египтян и вычурные китайские письмена, если их сопоставлять даже чисто внешне, настолько не похожи друг на друга, что не может быть и речи об их общем происхождении, хотя все они отражают примерную одну и ту же ступень в развитии письменности.

Первый водопровод Америки

Мэтью Стирлинг обратил внимание на какие-то странные, тщательно отесанные камни U-образной формы, в изобилии валявшиеся на дне одного из оврагов Сан-Лоренсо. Но в точном их назначении он мог только гадать, никаких определённых доказательств на этот счет не было.

В апреле 1967 года рабочий-индеец привел археологов к тому месту, где весенние ливни вымыли на склоне лощины «каменную трубу», из которой до сих про льется вода.

«Я опустился вместе с ним в заросший густым кустарником овраг, — вспоминает Майкл Ко, — и то, что нам предстало перед нашим взором, могло повергнуть в изумление любого исследователя прошлого. Водоотводная система, искусно построенная около 3 тысяч лет назад, успешно действовала до сих пор!».

Выяснилось, что ольмекские мастера ставили U-образные камни вертикально, вплотную друг к другу, а затем закрывали их сверху тонкой пластиной из базальта наподобие крышки школьного пенала. Этот своеобразный каменный тоннель был скрыт под толстым слоем насыпной земли, достигавшим, местами, высоты четырёх с половиной метров. Раскопки всей водоотводной системы Сан-Лоренсо потребовали от всех участников экспедиции предельного напряжения сил. И когда основные работы были окончены, можно было уверенностью сказать, что на плато Сан-Лоренсо некогда действовали одна главная и три вспомогательных линии акведуков, общей протяжённостью почти в два километра. Все каменные трубы были уложены под слабым наклоном к западу и так или иначе связаны с наиболее крупными из лагун. Когда последние чересчур переполнялись в период дождей, лишняя вода самотеком выводилась с помощью акведуков за пределы плато. Это, бесспорно, самая древняя водосборная система, сооружённая когда-либо на территории Нового Света до прихода европейцев. Но для того, чтобы её построить, ольмекам пришлось затратить на U-образные блоки и крышки к ним без малого 30 тонн базальта, доставлявшегося в Сан-Лоренсо издалека, за несколько десятков километров.

Установление дат ольмекской культуры

В ходе раскопок статуй в Сан-Лоренсо было установлено, что все изваяния засыпаны толстым слоем земли, в котором встречаются главным образом черепки глиняной посуды и обломки лепных фигурок этапа Сан-Лоренсо (по радиоуглеродному анализу C14 — это 1200—900 годы до н. э.). Следовательно, захоронение разбитых скульптур тоже производилось в это время. В своем выступлении археолог Майкл Ко сказал:

«Я считаю, также, что блестящая цивилизация Сан-Лоренсо пришла в упадок из-за внутренних потрясений — насильственного мятежа. После 900 года до н. э., когда Сан-Лоренсо исчез под густым покровом джунглей, факел ольмекской цивилизации перешёл в руки Ла-Венты — островной столицы, надёжно спрятанной среди болот реки Тонала, в 55 милях к востоку от Сан-Лоренсо».

Но проблема заключалась в том, что наиболее эффектные каменные статуи Сан-Лоренсо, которые Майкл Ко относит к 1200—900 годам до н. э., как правило, имеют своих точных двойников в Ла-Венте — городе, существовавшем в 800—400 годы до н. э. Казалось, возникла совершенно неразрешимая ситуация. Но археолог Робер Хейзер из Калифорнийского университета взял сохранившиеся части старых образцов древесного угля из Ла-Венты, собранных ещё в 1955—1957 годах, и вновь направил их в одну из радиоуглеродных лабораторий США. В результате было установлено, что Ла-Вента существовал в 1000—600 годы до н. э.

В результате на конференции по ольмекской культуре в Думбартон Оксе в 1968 г. Майкл Ко заявил:

«Мы не знаем, настоящих виновников того головокружительного скачка в развитии культуры, который наблюдается на этапе Сан-Лоренсо. Но главный импульс в становлении цивилизации ольмеков вполне мог прийти из какой-нибудь внешней, неизвестной до сих пор области».

В последующем было установлено, что диапазон колебаний показателей радиоуглеродного анализа С14 для Сан-Лоренсо составляет от 2230 года до н. э. до 450 года н. э., причём наиболее поздняя дата взята от скопления углей, найденных под типично ольмекским каменным изваянием — известным монументом 21. Такая же картина наблюдается и в Ла-Венте, где отрезок времени, охваченный радиоуглеродными датами, составляет от 1400 года до н. э. и до 200 года до н. э., не говоря уже о том, что результаты анализов нескольких абсолютно одинаковых образцов, разбитых на две части, привели к совершенно различным выводам: согласно одним данным Ла-Вента существовал с 800—400 годы до н. э., а по другим данным с 1000 по 600 до н. э.

Возраст обезглавленных статуй, погребенных на плато Сан-Лоренсо, тоже вызывает немало споров.

«Во-первых, все каменные скульптуры, — пишет Майкл Ко, — найденные Стирлингом, и часть обнаруженных нами были не только намеренно повреждены, но и передвинуты из своих первоначальных мест, что исключает возможность определить их стратиграфическое местонахождение. Во-вторых, помимо ранней керамики этапа Сан-Лоренсо, в засыпке гигантского кладбища статуй встречаются и обломки более поздней глиняной посуды. Не исключено, что эту землю для захоронения своих идолов, жители Сан-Лоренсо взяли из более древних искусственных холмов, расположенных внутри самого города или его ближайших окрестностей. Происхождение подобных холмов, расположенных внутри самого города или его ближайших окрестностей изучено археологами достаточно хорошо. Древние земледельцы Мексики жили оседло, в глинобитных непрочных хижинах. Эти недолговечные сооружения часто разрушались. И каждый раз приходилось выравнивать их остатки, создавая платформу-площадку для новых зданий. Вместе с руинами домов в эту платформу попадали черепки битой посуды, орудия, украшения, кости животных и т. д. На некоторых поселениях такие перестройки происходили десятки раз. Напластования древних поселков росли со временем все выше и выше, пока не образовался высокий искусственный холм. И таких безымянных холмов в Мексике тысячи. Известно, что так называемый „культурный слой“ — мягкую, чёрную землю со всякого рода отбросами и хозяйственным мусором, которая образуется на месте длительного и постоянного обитания человека, копать гораздо легче, чем чистый грунт. Это особенно важно, если учесть, что у ольмеков были только деревянные и каменные орудия, а объём земляных работ на плато Сан-Лоренсо был поистине гигантским. Где же брали ольмеки такое фантастическое количество земли? Скорее всего, из более ранних, заброшенных холмов и прилегающей к ним территории. Вместе с землёй на „кладбище“ были принесены, вероятно, и содержавшиеся в ней древние предметы — керамика, глиняные фигурки и т. д.»

Гипотезы происхождения ольмекской цивилизации

Предки индейцев Америки — различные монголоидные племена, которые пришли в Новый Свет из Северо-Восточной Азии в эпоху верхнего палеолита (30-20 тыс. лет назад), воспользовавшись сухопутным мостом, который связывал тогда Азиатский и Американские континенты в районе Берингова пролива. Первые жители Америки были охотниками и собирателями, постоянное кочевавшие в поисках непуганых стад животных. Следы пребывания таких охотников и собирателей каменного века найдены сейчас во многих районах Мексики. Раскапывая пещерные стоянки и открытые походные биваки древнейших обитателей Нового Света, археологи собрали десятки всевозможных каменных орудий, инструментов и поделок, расположили их по типам и возрасту, выделили даже особые культуры разных палеоиндейских племен. В долине Мехико, в Тепешпане, найдены останки первобытного охотника на мамонтов, погибшего, видимо, во время единоборства с этим зверем. Скелеты мамонтов, вместе с грубыми каменными орудиями, были найдены в Центральной и Северной Мексике и в горах южного штата Пуэбла. Судя по геологическим данным и результатам радиоуглеродных анализов, эти далекие предки мексиканцев обосновались здесь, по крайней мере, уже 10-12 тысяч лет назад. В седьмом тысячелетии до н. э. на значительных пространствах Американского континента внезапно происходит резкое изменение климата: он становится гораздо суше и теплее, приближаясь в целом к современному. Растительный и животный мир западного полушария постигает подлинная катастрофа. Крупные животные в эпоху плейстоцена (мамонты, мастодонты, лошади, бизоны, верблюды) быстро умирают, и местное население, существование которого во многом зависело от охоты, вынуждено было перейти почти целиком к собирательству диких плодов и растений. Рыболовство, сбор моллюсков и охота на мелких зверьков и птиц вносили в рацион разнообразие.

Скудные остатки простой и незамысловатой культуры тех времен в виде каменных орудий, кострищ и пещерных стоянок обнаружены сейчас во многих уголках Мексики. Затем цепи исторического развития резко нарушается, и около 2000 года до н. э. сразу встречаются сложившиеся культуры ранних землевладельцев архаической эпохи. Но как раз на основе этих последних и зарождающихся впоследствии возникли все важнейшие цивилизации данной области Нового Света: майя, нахуа, сапотеков, ольмеков, тотонаков. Поэтому для того, чтобы доказать самостоятельный характер индейских цивилизаций, необходимо прежде всего решить вопрос о происхождении раннеземледельческих культур Америки. И также надо определить, какие процессы происходили в глубинах этого загадочного и малоизученного периода. Какие подспудные процессы и изменения превратили вдруг «дикие» кочевые племена с охотничье-собирательским хозяйством в «культурных» землевладельцев, овладевших к тому времени многими ремеслами и навыками. Академик и ботаник Н. И. Вавилов обратил внимание науки на факт удивительного совпадения районов распространения доколумбовых цивилизаций Нового Света с древнейшими очагами земледелия на этом континенте. Цивилизации индейцев появлялись там, где до них долгое время существовали раннеземледельческие культуры, но земледелие очевидно, тоже не возникает на пустом месте, оно также является продуктов длительного исторического развития.

Канадский археолог Ричард Мак-Нейшн оказался именно тем человеком, который сделал решающий шаг в изучении этой сложной проблемы. В джунглях Южной Америки и Гватемалы он обнаружил руины бесчисленных древних городов. Но Мак-Нейша не интересовали археологические находи: фрески, статуи, предметы быта и т. д. его интересовал вопрос — где находятся истоки первых земледельческих культур Мексики? В результате было установлено, что в сухих и высоких местах, хорошо защищенных от влаги, в течение многих тысячелетий жили предки современных мексиканцев. Приступив к раскопкам, Мак-Нейшн обнаружил, что наряду с другими предметами в различных слоях пещерных стоянок в изобилии встречаются остатки диких и культурных растений: тыквы, бобов, кукурузы, амаранта и перца. Оказалось, что различные виды растений, найденных Мак-Нейшем, имеют довольно почтенный возраст. Дикие предки кукурузы употреблялись индейцами в пищу ещё в шестом тысячелетии до н. э. Но культивированная кукуруза попадается лишь в начале четвёртого тысячелетия до н. э. Древние находки тыквы-горлянки в Мексике относятся к шестому тысячелетию до н. э., а бобов — к четвёртому тысячелетию. Тщательное изучение находок из древних пещер Тамаулипаса и Пуэблы (Техуакан) позволило во всей полноте проследить мучительно медленный процесс постепенного культивирования полезных растений предками индейцев. К началу второго тысячелетия до н. э. в некоторых областях Мексики жители имели в своём распоряжении основной фонд полезных растений, составивший прочный экономический фундамент всех важнейших цивилизаций Нового Света, в том числе и ольмекской.

Благодаря открытиям Ричарда Мак-Нейша в конце 50-х и 60-х годов XX века удалось убедительно доказать, что американское земледелие имеет чисто местное происхождение. Также в напластованиях пещерных стоянок встречались предметы самого различного возраста, начиная от эпохи первобытных охотников и собирателей и кончая поздними культурами накануне испанского завоевания. При этом все периоды в эволюции местной культуры были тесно связаны между собой переходными звеньями. В итоге получалась стройная картина непрерывного и прогрессирующего развития древней Мексики.

«Мы в огромном долгу у таких народов, как ольмеки. Многие современные страны, и прежде всего Мексика, выросли на богатом наследии доиспанской культуры, берущей свои истоки от ольмекской цивилизации подобно тому, как мы, североамериканцы, являемся наследниками европейской средиземноморской культуры, уходящей своими корнями к шумерам, египтянам, грекам, этрускам… И первая цивилизация Америки, часть этого общего древнего наследия, подает нам — далеким потомкам — через бездну столетий свой голос в виде нетленных творений человеческого гения и культурных достижений той эпохи» (Майкл Ко, цитата из книги «Первая цивилизация Америки»)

Гипотезы происхождения ольмекской цивилизации по Майклу Ко

Открытия Майкла Ко в Сан-Лоренсо привели к созданию новой гипотезы происхождения ольмекской цивилизации и совершенно понятно, что её первоисточником был сам Майкл. Центр происхождения ольмекского стиля искусства находился в южной части Веракруса и на западе Табаско, то есть в «Месопотамии Центральной Америки» и поскольку видны отчётливые следы ольмекского влияния в Чиапасе, Гватемале, Сальвадоре, Оахаке, Пуэбле, Морелосе, Герреро и долине Мехико, то остаётся считать все названные области «колониями ольмеков». Ядро империи находилось на южном побережье Мексиканского залива, а подчинённая ему обширная зона сопредельных земель протянулась ещё на сотни миль вокруг. Другими словами это вытекает из строф одной ацтекской поэмы:

Они над всем миром

установили

своё господство.

Они дали

власть могущество,

славу, известность.

«Есть все основания предполагать, — утверждает Майкл Ко, — что у древних ольмеков существовало прочное государство. В пределах их исконной зоны… скульптура и содержимое гробниц демонстрируют огромную степень социальных различий между правителями и управляемыми. Но ещё важнее в этом смысле распространение власти ольмеков далеко за пределы их крошечной первоначальной территории. Мы встречаем сходные явления только у явных политических империй позднейших времен — тольтеков и ацтеков. Конечно, такие государства должны иметь и необходимую экономическую базу. У ольмеков это наверняка было необычайно продуктивное земледелие, практикуемое на намывных землях, наподобие Нила у египтян, вдоль реки Коацакоалькос и её притоков».

Для чисто ольмекской культуры 1200—400 годов до н. э., согласно Майклу Ко, характерны такие черты, как преобладание архитектурных сооружений из глины и земли, высокоразвитая техника резьбы по камню (особенно по базальту), круглорельефная скульптура, гигантские головы в шлемах, изображения божества в виде человека-ягуара, колонны из базальта в качестве строительного материала для гробниц и оград, изощренная обработка нефрита с серпентина, массивные ритуальные приношения в виде мозаичных вымосток и площадок из нефритовых топоров — кельтов и заготовок для них, вогнутые зеркала из пирита, большие полые статуэтки «младенцев» из глины с поверхностью белого цвета, керамика ранне- и среднеархаических форм.

Майкл Ко считает, что первые ольмекские династии появились ещё в те далекие времена, когда повсюду господствовала раннеархаическая культура — в конце второго тысячелетия до н. э. Но если учитывать время появления основных признаков государственности и цивилизации у ольмеков — письменности и городов, то это важное событие, на мой взгляд, совершилось не ранее I века до н. э. Правда, Майкл Ко и Альфонсо Касо считают, что могучая империя ольмеков существовала чуть ли не на заре земледельческой эры в Новом Свете; при этом они ссылаются на широкое распространение ольмекских изделий и ольмекоидных влияний по всей Центральной Америке.

Между тем многие специфические детали рельефа № 1 из Чалькацинго (например, капли падающего дождя) абсолютно совпадают с изображением на лицевой стороне «Стелы» «С» из Трес-Сапотес (31 год до н. э.). На тихоокеанском побережье Гватемалы в Эль-Ситио был найдет нефритовый топор, одна его сторона украшена искусно вырезанной маской божества ольмеков — человека-ягуара. Другую сторону покрывают колонки иероглифов со следами полустершейся красной краски. Эти вычурные знаки очень напоминают письмена некоторых монументов Каминальйую, относящихся к рубежу н. э., а также «Статуэтки из Тустлы» (162 год н. э.). Это уже второй после стелы «С» случай, когда типично ольмекское божество встречается вместе с иероглифическими знаками I века до н. э. — начала н. э. А это означает, что зрелое ольмекское искусство существовало именно в данный отрезок времени. Но многие исследователи предпочитают отводить глаза в сторону от подобного «пустяка».

Среди руин затерявшего в лесной чаще майянского города Веракруша археологи обнаружили изящный каменный храм. Под его главной лестницей, в тайнике, вместе с изделиями мастеров майя лежала ольмекская нефритовая статуэтка, испещренная резными узорами, имитирующими татуировку. Время сооружения тайника устанавливается по стилю архитектуры и керамики. Это первые века н. э. И, следовательно, цивилизации майя и ольмеков в какой-то период сосуществовали: между ними не было большого хронологического разрыва.

Много споров в учёных кругах вызвала находка большой нефритовой статуи из Лас-Лимас, Веракрус. Она изображает сидящего жреца или правителя, который держит на руках тело столь любимого ольмеками божества — ребёнка-ягуара. Лоб и щеки главного персонажа украшены сложными резным орнаментом, тоже воспроизводящим, вероятно, татуировку. Статую случайно нашили дети игравшие в лесу. Но никаких следов пребывания древнего человека на месте находки обнаружено не было. Ни малейшего обломка керамики. Ни уголька ни горстки золы от священных кострищ. Казалось, нефритовый истукан сам вынырнул из глубин земли, да так и остался на верху охранять покой лесной чащи. Кто и когда его поставил здесь и зачем? Майкл Ко поспешил зачислить скульптуру из Лас-Лимас в число древнейших ольмекских изваяний. Но мексиканский археолог Медель Сениль был более осторожен в своих предварительных оценках. Он полагал, что нефритову стутую сделали примерно в V веке до н. э. Однако при более внимательно осмотре и изучении орнаментов скульптуры из Лас-Лимас сразу же бросается в глаза поразительное сходство с узорами ольмекских изваяний из Вашактуна (статуэтка в тайнике, под лестницей храма) и Серро де Лас-Медас (стела № 9). Оба последних предмета, как известно, относятся к первым векам н. э. Скорее всего и найденный нефритовый жрец из Лас-Лимас появился на свет в одной из мастерских Веракруса примерно в то же самое время. И, наконец, среди монументальных скульптур Ла-Венты есть плоский каменный алтарь с изображением головы человека в маске в виде утиного клюва. Совершенно такие образы «утиноголовых» жрецов или правителей встречаются у ольмеков ещё дважды: монумент № 5 в Серро де Лас-Медас и «Статуэтка из Тустлы» (162 год н. э.). Этот список удивительных, но не случайных совпадений можно продолжать дальше, для того чтобы усомниться в достоверности хронологии ольмекских древнойстей. С другой стороны, эти факты хорошо согласуются с той точкой зрения, согласно которой начало цивилизации в стране ольмеков приходится лишь на I век до н. э.

Все образцы ольмекской иероглифической письменности — важнейшие показатели цивилизации — относятся ко времени не ранее I века до н. э. Следовательно, только с этого момента и можно говорить о действительном появлении цивилизации «сыновей ягуара». Тем более, что на всех упомянутых предметах с письменами изображены типично ольмекские боги и мотивы искусства. Правда, окончательное решение этого найсложнейшего вопроса — дело будущего.

Майя и Ольмеки

Согласно гипотезе Майкла Ко, майя и ольмеки, по сути дела — один и тот же народ. На первый и критический взгляд это сравнение многим показалось очень уж, мягко говоря, опрометчивым. Так как если о майя нам известна уже почти вся их двухтысячелетняя история, а прямые наследники их культурных традиций до сих пор живут в горах и лесах Южной Мексики, Гватемалы и Гондураса, то ольмеки, напротив, во многих отношениях остаются для нас сплошной загадкой. Мы не знаем, на каком языке они говорили, каким именем называли свою дождливую родину. Среди развалин их заброшенных городов не уцелело ни одного обрывка старой летописи или хроники. Влажный и жаркий климат тропиков уничтожил все, кроме глины и камня. Правда, некоторый свет проливают на историю ольмеков ацтекские летописцы, пронесшие сквозь долгие века смутные воспоминания о сказочно богатом царстве Тамоанчан на южном побережье Мексиканского залива.

В популярных книгах об индейцах майя часто упоминается акт чудовищного вандализма, совершенного в XVI веке испанским священником Диего де Ландой на полуострове Юкатан. Он приказал своим солдатам сжечь на гигантском костре богатейшее собрание древних рукописей майя из библиотеки столичного города Мани. Но мало кто знает, что у Диего де Ланда был предшественник, венценосный «мексиканский Герострат». В 1427 году император Ицкоатл приказал сжечь все исторические хроники и документы из дворцовых и храмовых хранилищ Теночтитлана, дабы вычеркнуть из памяти народа всякие воспоминания о прежнем образе жизни ацтеков. Скупо и выразительно рассказали впоследствии об этом драматическом событии ацтекские летописцы:

Хранилась их история.
Но она была сожжена тогда,
когда в Мехико правил Ицкоатль.
Было принято решение,
и ацтекские господа сказали:
Не подобает, чтобы все люди
знали рисунки.
Те, кто подчинены (народ),
испортятся,
и все на Земле станет неправильным,
потому что в них содержится много лжи,
и в них многие почитаются как боги.

Какая богатейшая россыпь знаний о прошлом доколумбовой Мексики, переданных на страницах красочных рукописей и книг устами лучших умов того времени — философов, полководцев, учёных, правителей и жрецов, погибла тогда на центральной площади столицы ацтеков, мы так, вероятно, никогда не узнаем. История ацтекской империи была переписана заново. О том, каким стало её основное содержание, красноречиво говорит краткое и выразительное изречение одного придворного хрониста, похожее скорее на лозунг или девиз вокруг рыцарского герба:

Пока хранится мир,
никогда не померкнет слава и почет
Мехико — Теночтитлана.

Стоит ли удивляться, что после этого мракобесия ольмеки занимают на старинных ацтекских документах очень скромное место.

Но, несмотря на столь скудные сведения, Майкл Ко нашёл ключевые аргументы. Исходным пунктом его доказательств послужило само название страны ольмеков — Темоанчан, сохраненное до наших дней в некоторых документах из Теночтитлана. Как уже отмечалось, слово это чисто майянское по произношению и означает «Страна дождя и тумана». Обычно ацтеки либо в точности сохраняли местное название того или иного народа, либо пунктуально переводили его на свой язык. В данном случае мы имеем дело с первым вариантом. Но если это так, отсюда с неизбежностью следует, что ольмеки говорили на одной из разновидностей языка майя.

Наиболее ранние формы ольмекской иероглифической письменности и календаря тоже несколько напоминает майянские. Кое-что добавили к этому и лингвисты. Обширная семья языков майя включает в себя около двадцати семи тесно связанных друг с другом разновидностей, или диалектов. Если их нанести на географическую карту, то все они, за исключением одного, будут сконцентрированы в джунглях Северной Гватемалы и полуострова Юкатан, в горных районах Южной Мексики, Гватемалы и Гондураса. И только один язык — индейцев хуастека — находится далеко в стороне, на севере побережья Мексиканского залива, в мексиканских штатах Веракрус, Тамаулипас и в Сан-Луис Потоси.

Из вышеуказанного автоматически напрашивался один вывод — хуастека были когда-то тесно связанны с другими племенами майя, а затем в силу неизвестных для нас причин отделились от них. Майкл Ко предполагает три решения этой загадки: во-первых, все другие языки майя находились когда-то на территории современных хуастека, но позднее ушли оттуда, оставив хуастека в одиночестве; во-вторых, предки хуастека жили там, где сейчас живут остальные майя, а затем переселились на северо-запад; в-третьих, все майякие языки находились когда-то вместе, в промежуточной зоне; хуастека впоследствии передвинулись на своё теперешнее место, а другие группы майя ушли на восток, в равнинные и горные районы современной майянской территории. Первые два варианта представляются американскому ученому маловероятными, и он останавливается на третьем варианте. Теснейшие языковые связи с индейцами-майя можно найти у тотонаков и мише-соке. Первые из них живут близ северной границы исконной ольмекской территории, а вторые — вблизи или в пределах её. Отсюда следует, что предки майя жили когда-то внутри границ области ольмеков, на южном побережье Мексиканского залива. Последние достижения лингвистики — лексикостатистика (глоттохронология) помогают более или менее точно установить время разделения родственных языков. Судя по этим данным, хуастека отделились от других языков майя примерно 3 тысячи лет назад. Испанский хронист Саагун приводит даже старую легенду о весьма анекдотичном поводе этого великого переселения. Оказывается индейцы-хуастека были изгнаны из страны Тамоанчан за то, что их правитель, будучи пьяным, сорвал с себя набедренную повязку и швырнул её наземь, представ перед своими изумленными подданными в весьма неподобающем виде.

«Когда ольмекское государство, — продолжает Майкл Ко, — стало клониться к упадку, сначала в Сан-Лоренсо, а позднее и в Ла-Венте, то жители его в массе своей переселились на восток — в лесистые районы Северной Гватемалы и Юкатана и далее, к горным хребтам Чиапаса и Центральной Гватемалы. То, что когда-то было ольмекской цивилизацией, постепенно превратилось в цивилизацию майя».

Но там, где есть три решения, возможно и четвертое, пишет В. И. Гуляев. Вполне вероятно, что между ольмеками и майя действи­тельно существовала языковая близость. Но значит ли это, что майя, тем самым — прямые потомки ольмек­ских переселенцев?

По мнению Гуляева, в действительности все было иначе. Не исключено, что в весьма отдалённые времена большая группа родственных племен, говоривших на различных диалектах языка майя, занимала обширные пространства Мексики и Центральной Америки: от Тамаулипаса на севере до Сальвадора на юге. В их число входили, вероятно, и ольмеки. В более позднюю пору в каждой из областей этой огромной зоны развились в силу особых причин свои, оригинальные варианты культуры, хотя и близкие, и тесно связанные между собой. Таким образом, на мой[кто?] взгляд, майя и ольмеки — два родственных народа, развивавшихся более или менее параллельно и создавших свои местные оригинальные цивилизации. Последние открытия археологов на тихоокеанском побережье Гватемалы со всей очевидностью показали, что подобная точка зрения покоится не на пустом месте!

Выводы

Проблема происхождения и гибели загадочного индейского народа, населявшего в своё время обширные пространства Южной Мексики, и поныне остаётся главной проблемой для всех исследователей, занимающихся доколумбовой историей Нового Света. Смелых гипотез хоть отбавляй.

Одновременно не прекращаются и настойчивые поиски по переосмыслению уже добытых археологами фактов. Здесь находится поистине непочатый край для самой серьёзной и усидчивой работы. Другие, даже сравнительно недавно появившиеся на свет взгляды, носят более чем спорный характер, но, несмотря на это, есть, наряду с этим, и вполне очевидные вещи.

Иллюстрации

Маски ольмеков

См. также

Примечания

  1. Б.Байер, У. Бирштайн и др. История человечества 2002 ISBN 5-17-012785-5

Ссылки