Кабинетная мифология

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Это старая версия этой страницы, сохранённая Nikolay Omonov (обсуждение | вклад) в 20:15, 6 февраля 2023 (Преамбула). Она может серьёзно отличаться от текущей версии.
Перейти к навигации Перейти к поиску
Палаты царя Берендея. Эскиз Виктора Васнецова к опере Николая Римского-Корсакова «Снегурочка», 1885

Кабине́тная мифоло́гия — научная фикция, научные мифы, не соответствующие реальной традиции представления о мифологии, сформировавшиеся в результате неверной интерпретации источников или самостоятельного творчества исследователей, включая искажённые или искусственно созданные образы мифологических персонажей, божеств[1][2][3]. Создавалась в «учёных кабинетах», откуда название[3].

В работах по славянской мифологии кабинетная мифология фигурирует с XV века (Ян Длугош)[2] и получила широкое распространение с XVIII века (школа А. Н. Афанасьева)[1].

Германская мифология

Остара, Йоханнес Гертс[англ.], 1884

Несколько ложных божеств происходят из исследования мифолога Якоба Гримма, представленного в его труде «Немецкая мифология[англ.]» 1835 года. Это было первое комплексное исследование германской мифологии. Позже его методы изучения мифологии подверглись критике[4].

нортумбрийский монах Беда Достопочтенный (673—735), пытаясь объяснить английское название Пасхи (англ. Easter) (и соответствующего месяца), разительно отличающееся от названий этого праздника в европейских языках, первым высказал предположение о существовании в древней мифологии богини Эостры (Eostre). В Германию название Пасхи (нем. Ostern) было принесено вместе с христианством англосаксонскими миссионерами, такими как святой Бонифаций. В 1835 году Якоб Гримм предположил родство этих названий, но решил эту проблему не в пользу заимствования, а предположил существование древнегерманской языческой богини с индоевропейскими корнями — в рамках национал-романтического конструирования мифологии. Подлинность этой богини ставится под сомнение. Единственным источником о ней является Беда[5].

Славянская мифология

Понятие

Термин кабинетная мифология употребляется историками, фольклористами, лингвистами и этнографами[1][6][7][8][9].

Славянская традиция не содержит мифологических текстов в собственном смысле слова, подобных существовавшим, к примеру, в рамках древнегреческой мифологии. Единая праславянская высшая мифология, пантеон богов, не может быть реконструирована: пантеон князя Владимира Святославича отличался от поморского, тогда как пантеон южных славян вовсе не прослеживается. Сведения о верховных божествах в славянской народной традиции не сохранились, тогда как низшая мифология (представления о чертях, водяных, домовых, русалках, духах растений и животных, демонах болезней и др.) демонстрирует единство и большую устойчивость[10].

Существует тенденция строить славянскую кабинетную мифологию по античным образцам[2][3][1]. Могла определяться стремлением воссоздать славянскую мифологию, которая лишь фрагментарно отражена в сохранившихся источниках[1], или «поднять» славянскую мифологию до уровня классических мифологий древности, что побуждало романтически настроенных исследователей конструировать образы славянских богов, имена которых извлекались таких из таких источников, как фольклорные нарративы, песенные припевы и др. или изобретая их[10]. На создание кабинетной мифологии влияли также несовершенство приёмов донаучного и научного исследования и большое число вторичных и сфальсифицированных источников[1].

Основу кабинетной мифологии составляет представление о славянском язычестве как о пантеоне «личных» богов, которые осмысляются либо в антропоморфных образах, либо в образах идолов[1].

Кабинетная мифология включает, наряду с достоверно установленными богами славянского язычества, также мифических персонажей, божественный статус которых сомнителен, а в некоторых случаях они вовсе не были известны язычникам, например, Белобог, Вазила, Весна, Горыня, Жыж, Жыцень, Зирка, Зюзя, Коляда, Кострома, Купала (или Купало), Курент, Лада (или Ладо), Лето, Леля, Лель, Масленица, Овсень, Полель, Похвист, Цеця, Чур, Ярила (или Ярило)[10][11][2].

Кабинетная мифология относит к языческим божествам названия сезонов — Лето, Весна — и календарных праздников — Купала, Коляда, Масленица.

Названия чучел и кукол, такие как Кострома, Морена, тоже рассматриваются приверженцами кабинетной мифологии как имена языческих богов.

Божественный (теоморфный) характер иногда приписывался и персонажам русских сказок — Баба Яга[3], Горыня.

История

Многочисленные попытки выстраивания славянской мифологии на основе античной модели предпринимались с периода Яна Длугоша, написавшего «Historia Polonica» (XV век)[2].

В том же направлении в XVIII веке работали Михаил Ломоносов и Василий Татищев[2]. В этот период российские историки и литераторы стали воспринимать себя в качестве равноправных участников европейской истории, и у них возникло стремление переписать российскую историю по европейскому образцу. Молодой империи требовалась собственная античность, включая легендарных правителей, эпос и мифологический пантеон. Казалось важным показать существование сонма и иерархии богов, устойчивых мифов о деяниях и родственных связях этих мифологических персонажей. Эти сведения собирались по крупицам, но они были фрагментарными, и для создания целостной картины историки домысливали материалы[3]. В 1804 году в предисловии к своему мифологическому словарю поэт, прозаик и переводчик Григорий Глинка писал:

И не лучше ли Фидасова Венера с подделанными во вкусе сего знаменитаго древняго мастера руками и ногами, нежели когда б осталось одно только ея туловище, и то, может быть, местами еще выбитое?[3]

Первыми работами, посвящёнными российскому и славянскому язычеству, стали труды писателей и историков-публицистов. В 1767 году Михаил Чулков издал «Краткий мифологический лексикон». В 1768 году вышло «Описание древнего славянского языческого баснословия, собранного из разных писателей, и снабденного примечаниями» Михаила Попова. В 1804 году Григорий Глинка выпустил «Древнюю религию славян». В том же году филологом и сторонником отмены крепостного права Андреем Кайсаровым была издана «Славянская и российская мифология». Эти издания представляют собой словари, которые в алфавитном порядке систематизировали все материалы о языческих божествах, известные из трудов Татищева и Ломоносова, ряда русских летописей, латинских хронистов и византийских географов, а также фольклора того времени. Баба-яга изображалась «адской богиней», которая требовала кровавых жертвоприношений для своих внучек. Домовые и лешие представлены в качестве «мечтательных полубогов». Одним рядом были даны божества западных славян, известные из средневековых письменных памятников, киевские идолы, масленичные чучела, Боян из «Слова о полку Игореве», волхв из сомнительной Иоакимовской летописи и большое число ошибок историков. Эта совокупность персонажей получила отражение в литературе и идеологии и присутствует в массовой культуре до настоящего времени[3].

Наиболее последовательно кабинетная мифология выражена в книге А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» (1865—1869). В один ряд с подлинными богами Афанасьев ставил таких, отнесение которых к богам, а в ряде случаев и само наличие которых в традиции сомнительно: Белобог, Вазила, Весна, Горыня, Жыж, Жыцень, Зирка, Зюзя, Купала или Купало, Лада или Ладо, Лето, Леля, Масленица, Овсень, Цеця, Чур, Ярила или Ярило[1].

Специалист по традиционной славянской культуре Е. Е. Левкиевская считает, что талантливый автор изданных в середине XIX века «Белорусских народных преданий» Павел Шпилевский (Древлянский), приняв за эталон мифологию разных народов (древнерусскую, литовскую, польскую и белорусскую), попытался утвердить «полноценность» белорусского этноса, создавая пантеон мифологических персонажей и божеств. Согласно Левкиевской, Древлянский «сконструировал» названия для некоторых персонажей по ассоциации с реальными словами: Ваструха — острый, Вазила — возить, Жыцень — жито, Бордзя — борзый, Яркун — ярый, Гарцуки — гарцевать, Любмел — любить[11][12].

Узор с калужской вышивки, по мнению Б. А. Рыбакова, изображающий богиню Макошь[13]

В 1960-е годы историк Б. А. Рыбаков начал публиковать свою концепцию славянского язычества, окончательно изложив её в двух монументальных томах — «Язычество древних славян» (1981) и «Язычество Древней Руси» (1987)[14], — где сделал попытку реконструкции и систематизации славянских языческих верований и ритуалов как в древнейшую эпоху, так и во времена Киевской Руси[15]. В рамках реконструкции славянского пантеона, предложенной Рыбаковым в 1970—1990-х годах и поддержанной его последователями, главным славянским божеством считается Род, рассматриваемый как создатель всего живого и сущего[16]. Рыбаков считал Рода также богом плодородия, а рожаниц — славянским аналогом греческих мойр[17]. Согласно Рыбакову, ряд русских фольклорных сюжетов восходит корнями к началу раннего железного века и, таким образом, по своей древности не уступает древнегреческой мифологии[15].

Реконструкции Рыбакова вызывают критику за фантастические спекуляции и отсутствие единой методологии[18]. По мнению историка Л. С. Клейна, методика Рыбакова в рамках его реконструкций славянской мифологии находится на уровне авторов начала XIX века[19]. Рыбаков находил многочисленные сходства между славянскими и скифскими фольклорными сюжетами, с чем не соглашались другие специалисты[20]. Вопреки взглядам Рыбакова, большинство современных исследователей считают Рода не верховным божеством, а второстепенной фигурой восточнославянского пантеона — духом-покровителем потомков и дома[16], рода и судьбы[17].

Современные авторы продолжают публиковать сочинения, содержащие кабинетные мифы[21].

См. также

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 Топорков, 2002, с. 212.
  2. 1 2 3 4 5 6 Данилевский, 1998, Лекция 7. Языческие традиции и христианство в Древней Руси.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 Денисевич.
  4. Tom Shippey, 'A Revolution Reconsidered: Mythography and Mythology in the Nineteenth Century', in The Shadow-Walkers: Jacob Grimm’s Mythology of the Monstrous, ed. by Tom Shippey, Medieval and Renaissance Texts and Studies, 291/Arizona Studies in the Middle Ages and the Renaissance, 14 (Tempe, AZ: Arizona Center for Medieval and Renaissance Studies, 2005), pp. 1-28 (pp. 17-18), citing K.-S. Kramer, 'Jacob Grimm und seine "volkskundliche Quellen": Zur Frage der Zeugniskraft von "Sitte und Sage" für die "Deutsche Mythologie" ', in Germanische Religionsgeschichte: Quellen und Quellenprobleme, ed. by Heinrich Beck, Detlev Ellmers, and Kurt Schier (Berlin: De Gruyter, 1992), pp. 588-607.
  5. Richard Sermon. From Easter to Ostara: the Reinvention of a Pagan Goddess? // Time and Mind: The Journal of Archaeology, Consciousness and Culture. Volume 1, Issue 3, 2008.
  6. Данилевский, 1998, с. 194, 203.
  7. Виноградова, 2000, с. 7—15.
  8. Клейн, 2004, с. 194.
  9. Токарев, 2005, с. 200—202.
  10. 1 2 3 Славянская мифология. Энциклопедический словарь, 2002.
  11. 1 2 Левкиевская, 2002, с. 311—351.
  12. Фадеева, 2010, с. 109—112.
  13. Рыбаков, 1994, с. 513.
  14. Клейн, 2004, с. 68.
  15. 1 2 Шнирельман, 2015, том 1, с. 191—194.
  16. 1 2 Кутарев, 2013б, с. 21—24.
  17. 1 2 Кутарев, 2013, с. 170—177.
  18. Heretz, 2008, p. 18.
  19. Клейн, 2004, с. 130.
  20. Шнирельман, 2015, том 1, с. 193.
  21. Зубов, 1995, с. 46—48.

Литература

авторы

Ссылки