Щедрование

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Это старая версия этой страницы, сохранённая Citing Bot (обсуждение | вклад) в 18:03, 24 августа 2014 (Удаление ссылки на категорию на Викискладе, т. к. она имеется на Викиданных (в соответствии с ВП:ЗКБТ)). Она может серьёзно отличаться от текущей версии.
Перейти к навигации Перейти к поиску
Святки. C украинской марки, 2001

Щедрование — украинский, белорусский и южно-русский народный обычай аграрного характера, приуроченный к кануну Нового года и состоящий в том, что участники обряда (мальчики, или парни, девочки, девушки-подростки) ходят по домам, поют «щедровки» (укр. щедрiвки, бел. шчадроўкі) и желают хозяевам благополучия, здоровья, хорошего урожая, свадеб, детей в наступающем году.

Сходное в основных чертах с сербским, болгарским и греческим колядованием и румынскими «плуговыми» песнями (Plugu š orul), щедрование отличается от них, главным образом, тем, что это название новогоднего обряда известно только восточным славянам. У чехов и словаков Соче́льник называется «Щедрым днём» и величальные или христославные песни поются под Рождество.

«Запрещения»

Нечто схожее с щедровками, можно разуметь, по-видимому, под теми «нощными плещеваниями, бесчинными говорами, бесовскими песнями и плясаниями» и вообще «еллинским беснованием», о котором упоминается в 41 и 92 главах «Стоглава» и в более ранних анонимных поучениях, направленных против остатков язычества на Руси. К 1628 г. относится первый правительственный указ патриарха Филарета, запрещавший под страхом духовного наказания «кликать коляды, и овсень, и плуги»[1]. Такие запрещения повторялись в XVII и XVIII вв. несколько раз, вследствие чего в более позднее время перечисленные обычаи были перенесены с первых трех дней Рождества на 31-е декабря — канун дня св. Василия, совпавший с началом западноевропейского Нового года. Очень трудно определить, что именно в перечисленных индексах старого времени относится к щедрованию, что — к колядованию, двум сходным обычаям, имевшим почти одинаковое происхождение.

Украинские обряды

Исследователи обращают внимание ещё на то, что галицкий писатель Иоанн Вышенский говорит о существовании на территории современной Украины в конце XVI века коляды и совсем не упоминает о щедровках. В ближайшей связи с названием обычая щедрования стоит название вечера дня св. Малании (31 декабря), известного под именем «щедрого». Относящиеся к нему занятия и поверья носят некоторые символические черты и отличаются строго хозяйственным характером: в этот день крестьяне приучают к езде и работе молодых лошадей и быков, окропляют их святой водой; ловят воробьев, сжигают их на огне и собирают пепел, который бросают весной в запаханную землю вместе с зернами, чтобы «воробьи не нападали на посевы конопли, проса и т. п.»; остатки соломы от обрядовых костров дают свиньям, чтобы те «хорошо плодились», или обвязывают ей стволы фруктовых деревьев, приговаривая при этом: «щедрого вечора тобі: чи будеш нам родити, чи ні?»; мимически и символически пашут землю, сеют и т. д. Вечером приготовляется трапеза, главным образом, масса пирогов. По окончании приготовлений к «щедрому» вечеру хозяин садится за стол, а детей удаляют на время из комнаты. Затем дети входят в хату и спрашивают: «а где ж наш батько?» Хозяин прячется за кучу пирогов и в свою очередь спрашивает их: «чи ви мене не бачите?» Дети дают отрицательный ответ, на что отец говорит: «Дай Господи, щоб ви ніколи мене не бачили» — иными словами, чтобы в их доме всегда было такое же богатство съестного, как в «щедрый» вечер.

Мальчики «щедруют», то есть поют щедровки под окнами и получают за это деньги или что-нибудь со стола хозяев. У белорусов «щодрыми вечерами» называются все вечера от Рождества до Крещения. Женщины не прядут в эти дни, ссылаясь на распространенные среди них рассказы о каком-то страшном старике, наказавшем «лакомую кобету» («прихотливую женщину»), прявшую в «щедрые вечера» [2]. Из хозяйственных работ в это время разрешается только починка земледельческих орудий, белья или платья, уборка комнат и стряпня. Подобные обычаи и поверья существуют у бессарабских румын.

Щедровки

Особенности щедровок

Щедровки имеют определенный стихотворный размер. Принимая во внимание невольные в данном случае переходы из одной поэтической формы в другую и заимствования содержания из колядок, не всегда можно точно установить уклонения от нормы типичного размера щедровок. Тем не менее, нормой их является формула 4 x 4, то есть несколько меньше колядок (5x5), причем нередко четырёхсложная стопа заменяется пяти- и шестистопной. Припевом их служат слова: «Щедрый вечер», «Святый вечер», «Щедрый вечер, добрый вечер — добрым людям на весь вечер» и т. п., повторяемые иногда без всякого отношения к тексту самих щедровок. Содержание последних очень разнообразно; выделение основных мотивов из массы поздних наслоений не всегда возможно, потому что с течением времени к религиозно-мистическим сюжетам стали присоединяться самые обычные духовные стихи, связавшие щедровки с циклом христианских легенд. В этом отношении щедровки у карпатских горцев Галиции сохранились лучше, чем у надднепрянских украинцев.

Теории о происхождении щедровок

Вслед за мифологической теорией[3] к изучению внутреннего состава щедровок стали прилагаться приемы сравнительного метода, благодаря чему были доказаны заимствования не только в целом, но и в подробностях[4]. Сравнивая их со славянскими и, главным образом, румынскими колядками, учёные попытались выделить русские исторические и бытовые черты из обширного греко-романского элемента, который, по всей вероятности, лёг в основу нынешних украинских и белорусских щедровок. Учёные видели в бродячих сюжетах живые воспоминания народа о древнерусских князьях, представляющие только случайные сколки «некогда блестящей поэзии дружинной эпохи». В I томе «Исторических песен малорусского народа» Антоновича и Драгоманова был выделен даже особый отдел таких обрядовых песен, в которых будто бы сохранился необыкновенно древний исторический элемент. По словам издателей, «в колядках и щедровках, не носящих следов христианства, следует искать остатков древнейшего русского славословия богам», а в остальных — «древнейших славословий героям и князьям». Этот взгляд несколько умеряет проф. Н. И. Петров, поместивший обширный разбор малорусских песен в «Трудах Киевской духовной академии»[5]. Здесь было впервые подвергнуто сомнению приурочение издателями некоторых обрядовых песен к таким историческим лицам, как Иван Берладник или Роман Волынский. Костомаров понимал значение этих песен несколько шире (см. Коляда).

Сторонником мифической теории был и А. Потебня, который производил название «Усень» («Овсень», «Авсень») от санскритск. «усра», «ушас» — утренняя заря, утро, «заря, как божество», и сближал его с литовским auszra или латинским aurora. По мнению Потебни, ценность такого толкования заключается в том, что разъясняет несколько непонятный зачин большинства щедривок: «Ой рано, рано солнце сходило» и т. п., обычный в обращениях к хозяину-господарю, который при приходе щедровщиков спит и не знает о дарованных ему «радостях в хозяйстве». Как оказалось из последующих исследований, «заря» румынских и славянских щедровок имеет отношение скорее к началу весны, к «утру» солнечного года, чем к началу дня. А. Веселовский связал происхождение колядования и щедрования с римскими новолетними праздниками «общей радости», завершавшими целый праздничный цикл в честь Диониса, Сатурналий, Опалий и Календ (см. Коляда) П. Шейн не делает различия между первыми и вторыми; он говорит, что «колядки, которые поются на Новый год, называются щедрецовыми, щедрецами и щедровками[6].

В сознании современных исполнителей и слушателей цель щедровок и колядок состоит в том, чтобы „дом развеселить и детей разбудить“. Свое пение они сравнивают то с „ластовкой“ (ласточкой), то с „соловьём“ или „зозулей“ (кукушкой); они будят „господаря“, его семью и челядь, сообщая им о „радости на дворе“ или „Божьей милости“. Последняя трактуется здесь с точки зрения исключительно экономической: коровы потелились, кобылы пожеребились, пчелы пороились и т. д. Весеннее происхождение щедривок видно из того, что перечисляемые в них реальные „радости“ хозяина могут быть приурочены скорее к началу весны, чем к зиме, когда происходит пение щедровок. Наиболее типичными из них оказываются те, которые имеют бытовой характер. Запевало говорит, что он ходил по новым городам и долго искал королевского дворца на трех столбах, пока не нашел его во дворе прославляемого хозяина. Затем следуют пожелания „пану господарю“ жить „в домочку с женой и детками, как в раечку“, самому господарю — сиять ясным месяцем, деткам — частыми звездочками. Требования о вознаграждении певцам отличаются юмором: „дайте книш — бо пущу в хату миш, дайте ковбасу — бо хату рознесу, дайте калача — бо впущу в хату рогача, дайте пирог — бо не помилує Бог, дайте сало — бо заберу сани, дайте копійку — бо поберу дівку“ и т. д. Наряду с шутливыми сюжетами, в щедровках находим религиозные мотивы с заметными апокрифическими чертами; в большей части щедровок фигурирует Панна Мария (Богоматерь); это указывает, быть может, на западное, отчасти польское происхождение таких мотивов. Тексты щедровок разбросаны в многочисленных изданиях, посвященных украинскому и белорусскому народному творчеству.

См. также

Примечания

  1. И. Сахаров, «Сказания русского народа. Народный дневник», СПб., 1885, стр. 228—231, 236—237
  2. П. В. Шейн, "Белорусский сборник, т. III, СПб., 19 0 3, стр. 113—115
  3. Снегирев, Афанасьев, О. Миллер
  4. А. Веселовский, А. Потебня, Н. Сумцов
  5. «Трудах Киевской духовной академии», 1875, кн. X.
  6. „Сборник II отделения Академии наук“, т. XLI, стр. 56

Литература

  • П. Чубинский, „Труды этногр.-статистической экспедиции в Западно-Русский край“ (т. III, СПб., 1872, стр. 439—461);
  • „Народные песни Галицкой и Угорской Руси“, собр. Я. Головацким (т. II, М., 1878, стр. 143— 76; разбор А. Потебни в XXI отчете о присуждении Уваровских премий»);
  • Шейн П. В. Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-западного края. — СПб., 1887. — Т. I, ч. 1. — 617 с.
  • Кольберг, «Pocutie»; И. Носович, «Белорусские песни» (СПб., 1873);
  • Г. де Воллан, «Угро-русские народные песни» (СПб., 1885);
  • В. Милорадович, «Рождественские святки в северной части Лубенского уезда» «Полт. губ. вед.», 1893, № 42—44), и в других фольклорных материалах;
  • А. Веселовский, «Разыскания в области духовного стиха», VI—Х («Сборник II отд. Академии наук», т. XXXII);
  • А. Потебня, «Объяснения малорусских и сродных народных песен. II. Колядки и щедровки» («Русский филол. вестник», Варш., 1887);
  • Н. Сумцов, «Научное изучение колядок и щедровок» («Киевская старина», 1886, кн. II, 237—266); *Пыпин, «История русской этнографии» (т. III, СПб., 1891);
  • П. Владимиров «Введение в историю русской словесности» (К., 1896);
  • Н. Коробка, «К изучению малорусских колядок» («Известия Отд. русск. яз. и слов. Академии наук», 1902, кн. III, 235—276).

О румынских колядках, имеющих много общего с малорусскими щедровками, см.

  • М. Gaster, «Literatura populara rom ã na» (Byxaрест, 1883);
  • «Colinde, c ântece populare ś i cântece de stea inedite» («Revista pentru istorie, archeologie śi filologie», год I, t. II, год II, т. I, Бухарест, 1884) и др.

Источники