Капитанская дочка

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Это старая версия этой страницы, сохранённая 31.173.80.77 (обсуждение) в 10:59, 3 декабря 2015 (Исправлен жанр (по последним сведениям). Она может серьёзно отличаться от текущей версии.
Перейти к навигации Перейти к поиску
Капитанская дочка
Титульный лист первого издания (1837)
Титульный лист первого издания (1837)
Жанр Историческая роман
Автор Александр Сергеевич Пушкин
Язык оригинала русский
Дата написания 1833
Дата первой публикации 1836
Логотип Викитеки Текст произведения в Викитеке
Логотип Викицитатника Цитаты в Викицитатнике
Логотип Викисклада Медиафайлы на Викискладе

«Капита́нская до́чка» — историческая повесть А. С. Пушкина, действие которой происходит во время восстания Емельяна Пугачёва. Впервые опубликован без указания имени автора в 4-й книжке журнала «Современник», поступившей в продажу в последней декаде 1836 года[1].

Сюжет

На склоне лет помещик Пётр Андреевич Гринёв ведёт повествование о бурных событиях своей молодости. Детство своё он провёл в родительском поместье в Симбирской губернии, пока в 16 лет строгий отец — офицер в отставке — не распорядился отправить его служить в армию: «Полно ему бегать по девичьим да лазить на голубятни».

Волею судьбы по пути к месту службы молодой офицер встречается с Емельяном Пугачёвым, который тогда был просто беглым, никому не известным, казаком. Во время бурана[2] тот соглашается проводить Гринёва с его старым слугой Савельичем к постоялому двору. В знак признательности за услугу Пётр отдаёт ему свой заячий тулуп.

Приехав на службу в пограничную Белогорскую крепость, Пётр влюбляется в дочь коменданта крепости, Машу Миронову. Друг Гринёва, офицер Швабрин тоже неравнодушен к капитанской дочери и вызывает Петра на дуэль, в ходе которой наносит Гринёву ранение. О поединке становится известно отцу Петра, который отказывается благословить брак с бесприданницей.

Тем временем разгорается «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Пугачёв со своим войском наступает и захватывает крепости в оренбургской степи. Дворян казнит, а казаков призывает в своё войско. Родители Маши погибают от рук бунтовщиков, Швабрин присягает Пугачёву, а Гринёв отказывается. От верной казни его спасает Савельич, обратившись к Пугачёву. Тот узнает человека, который ему помог зимой, и дарит ему жизнь.

На предложение поступить в войско Пугачёва Гринёв не соглашается. Он уезжает в осаждённый повстанцами Оренбург и воюет против Пугачёва, но однажды получает письмо от Маши, которая осталась в Белогорской из-за болезни. Из письма он узнаёт, что Швабрин хочет насильно на ней жениться. Гринёв с помощью Пугачёва спасает Машу. Позже по доносу его арестовывают уже правительственные войска. Пока Гринёв сидит в тюрьме, Маша едет в Царское Село к Екатерине II и вымаливает прощение жениху, рассказав, что его оболгали[3]

Работа над книгой

«Капитанская дочка» принадлежит к обойме произведений, которыми русские писатели 1830-х откликнулись на успех переводных романов Вальтера Скотта[4]. Пушкин планировал написать исторический роман ещё в 1820-е годы (см. «Арап Петра Великого»). Первым из исторических романов на русскую тему увидел свет «Юрий Милославский» М. Н. Загоскина (1829). Встреча Гринёва с вожатым, по мнению пушкиноведов, восходит к аналогичной сцене в романе Загоскина[5][6].

Замысел повести о пугачёвской эпохе вызрел во время работы Пушкина над исторической хроникой — «Историей Пугачёвского бунта». В поисках материалов для своего труда Пушкин ездил на Южный Урал, где беседовал с очевидцами грозных событий 1770-х годов. По словам П. В. Анненкова, «сжатое и только по наружности сухое изложение, принятое им в „Истории“, нашло как будто дополнение в образцовом его романе, имеющем теплоту и прелесть исторических записок», в романе, «который представлял другую сторону предмета — сторону нравов и обычаев эпохи»[7].

«Капитанская дочка» была написана между делом, среди работ над пугачевщиной, но в ней больше истории, чем в «Истории пугачевского бунта», которая кажется длинным объяснительным примечанием к роману.

Летом 1832 года Пушкин намеревался сделать героем романа офицера, перешедшего на сторону Пугачёва, — Михаила Шванвича (1749—1802), объединив его с отцом, который был изгнан из лейб-кампании после того, как разрубил палашем в трактирной ссоре щёку Алексея Орлова[9]. Вероятно, замысел произведения о дворянине, подавшемся из-за личной обиды в разбойники, воплотился в итоге в роман «Дубровский», действие которого было перенесено в современную эпоху[10].

Екатерина II на гравюре Н. Уткина

Позднее Пушкин придал повествованию форму мемуаров, а рассказчиком и главным героем сделал дворянина, сохранившего верность долгу, несмотря на соблазн перейти на сторону бунтовщиков[11]. Историческая фигура Шванвича, таким образом, расщепилась на образы Гринёва и его антагониста — «откровенно условного»[4] злодея Швабрина.

Сцена встречи Маши с императрицей в Царском Селе была, очевидно, подсказана историческим анекдотом о милости Иосифа II к «дочери одного капитана»[12]. Нестандартный, «домашний» образ Екатерины, нарисованный в повести, основан на гравюре Н. Уткина с известного портрета Боровиковского[13] (исполненного, впрочем, гораздо позже событий, изображённых в повести)[6].

Вальтерскоттовские мотивы

Многие сюжетные положения «Капитанской дочки» перекликаются с романами Вальтера Скотта, на что указывал, в частности, Н. Чернышевский[14]. В Савельиче ещё Белинский увидел «русского Калеба»[15]. Комический эпизод со счётом Савельича Пугачёву имеет аналог в «Приключениях Найджля» (1822)[16]. В царскосельской сцене «дочь капитана Миронова поставлена в одинаковое положение с героиней „Эдинбургской темницы“» (1818), — указывал в своё время А. Д. Галахов[17].

В «Роб-Рое» отец призывает сына, как и Гринёв, внезапно решив, что тот в летах (you are nearly of age), и немедленно отправляет его из дому в Северную Англию. Аналогичный эпизод есть и в начале «Уэверли» — романе, и в дальнейшем также близком «Капитанской дочке». Здесь, в главе II Эдуард Уэверли, произведенный в офицеры, прощается с семейством и едет в полк. Пушкин, как и Скотт, снабжает своего героя рекомендательным письмом к «старинному товарищу и другу», воспроизводя самый текст письма (к барону Бредвардейну — к генералу Р.).

К романам Скотта восходит и развёрнутая система эпиграфов из «старинных песен», и оформление повествования послесловием фиктивного издателя[16].

Публикация и первые отзывы

«Капитанская дочка» была опубликована за месяц до гибели автора в издававшемся им журнале «Современник» под видом записок покойного Петра Гринёва. Из этого и последующих изданий романа по цензурным соображениям была выпущена глава о бунте крестьян в деревне Гринёва, сохранившаяся в черновой рукописи. До 1838 года никаких печатных отзывов на повесть не последовало, однако Гоголь в январе 1837 года отмечал, что она «произвела всеобщий эффект». А. И. Тургенев писал 9 января 1837 года К. Я. Булгакову[18]:

Повесть Пушкина… так здесь прославилась, что Барант, не шутя, предлагал автору, при мне, перевести её на французский с его помощию, но как он выразит оригинальность этого слога, этой эпохи, этих характеров старорусских и этой девичьей русской прелести — кои набросаны во всей повести? Главная прелесть в рассказе, а рассказ перерассказать на другом языке — трудно.

Незадолго до публикации П. А. Вяземский, слышавший роман в авторском чтении в усадьбе Остафьево, прислал Пушкину мелкие замечания относительно фактологии[19]. Пушкин просил критики и у князя В. Ф. Одоевского, который отвечал в январском письме:

Пугачёв слишком скоро, после того как о нем в первый раз говорится, нападает на крепость; увеличение слухов не довольно растянуто — читатель не имеет времени побояться за жителей Белогорской крепости, когда она уже и взята. Савельич чудо! Это лицо самое трагическое, т. е. которого больше всех жаль в повести. Пугачев чудесен; он нарисован мастерски. Швабрин набросан прекрасно, но только набросан; для зубов читателя трудно пережевать его переход из гвардии офицера в сообщники Пугачева. Маша так долго в его власти, а он не пользуется этими минутами.

Последующие отзывы и мнения

Императрица отдает письмо о помиловании П.Гринева Маше (с картины 1861 года)

Н. Страхов отмечал сходство «семейственных записок» Гринёва с «Семейной хроникой» С. Аксакова и с жанром семейной хроники вообще: это рассказ о семейных отношениях, «о том, как Пётр Гринёв женился на дочери капитана Миронова», где чувства жениха и невесты ясны с самого начала и только всякие случайности препятствуют их женитьбе[20]. Впрочем, сочетание исторической и семейной хроники характерно и для романов Вальтера Скотта[16].

Традиционные для вальтерскоттовцев мотивы удачно перенесены Пушкиным на русскую почву: «По размеру не более, чем одна пятая среднего романа Вальтера Скотта. Манера рассказа сжатая, точная, экономная, хотя и более просторная и неторопливая, чем в пушкинских повестях», — отмечает Д. Мирский[4]. По его мнению, «Капитанская дочка» больше других произведений Пушкина повлияла на становление реализма в русской литературе — это «реализм, экономный в средствах, сдержанно юмористичный, лишённый всякого нажима»[4].

Обсуждая стилистику повести, Н. Греч в 1840 году писал, что Пушкин «с удивительным искусством умел схватить и выразить характер и тон средины XVIII века»[21]. Не подпишись Пушкин под повестью — «и действительно можно подумать, что это в самом деле написал какой-то старинный человек, бывший очевидцем и героем описанных событий, до того рассказ наивен и безыскусствен», — соглашался с ним Ф. Достоевский[22]. Восторженный отзыв оставил о романе Н. В. Гоголь[23]:

Решительно лучшее русское произведенье в повествовательном роде. Сравнительно с «Капитанской дочкой» все наши романы и повести кажутся приторной размазней. <...> В первый раз выступили истинно русские характеры: простой комендант крепости, капитанша, поручик; сама крепость с единственной пушкой, бестолковщина времени и простое величие простых людей.

Зарубежные критики далеко не столь единодушны в своих восторгах по поводу «Капитанской дочки», как русские. В частности, суровый отзыв о произведении приписывается ирландскому писателю Джеймсу Джойсу[24]:

В этой повести ни грамма интеллекта. Недурно для своего времени, но в наше время люди куда сложнее. Не могу понять, как можно увлекаться столь примитивной продукцией — сказками, которые могли забавлять кого-то в детстве, о бойцах, злодеях, доблестных героях и конях, скачущих по степям с припрятанной в уголке прекрасной девицей лет семнадцати от роду, которая только и ждёт, что её спасут в подходящий момент.

Действующие лица

Маша и Гринёв. Рисунок П. П. Соколова.
  • Пётр Андреевич Гринёв[25], 17-летний недоросль, с детства записанный в гвардии Семёновский полк, во время описываемых в повести событий — прапорщик. Это он ведёт повествование для своих потомков в правление Александра I, пересыпая рассказ старомодными сентенциями[11]. В черновой версии содержалось указание, что Гринёв умер в 1817 году. По оценке Белинского, это «ничтожный, бесчувственный характер»[26], который нужен автору как относительно беспристрастный свидетель поступков Пугачёва[11].
  • Колоритная фигура Емельяна Пугачева, в котором М. Цветаева видела «единственное действующее лицо» повести[27], несколько заслоняет собой бесцветного Гринёва. П. И. Чайковский долгое время вынашивал замысел оперы по «Капитанской дочке»[28], но отказался от него из-за опасений, что цензура «затруднится пропустить такое сценическое представление, из коего зритель уходит совершенно очарованный Пугачевым», ибо тот выведен у Пушкина «в сущности удивительно симпатичным злодеем»[29].
  • Алексей Иванович Швабрин, антагонист Гринёва, — «молодой офицер невысокого роста с лицом смуглым и отменно некрасивым» и волосами, которые «черны как смоль». Ко времени появления Гринёва в крепости уже пять лет как был переведён из гвардии за дуэль. Слывёт вольнодумцем, знает французский, разбирается в литературе, но в решающий момент изменяет присяге и переходит на сторону бунтовщиков. В сущности, чисто романтический негодяй[30] (по замечанию Мирского, это вообще «единственный у Пушкина негодяй»[4]).
  • Марья Ивановна Миронова, «девушка лет осьмнадцати, круглолицая, румяная, с светло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши», дочь коменданта крепости, давшая название всей повести. «Одевалась просто и мило». Чтобы спасти возлюбленного, едет в столицу и бросается в ноги царице. По замечанию князя Вяземского, образ Маши ложится на повесть «отрадным и светлым оттенком» — как своеобразная вариация на тему Татьяны Лариной[31]. В то же время Чайковский сетует: «Мария Ивановна недостаточно интересна и характерна, ибо она безупречно добрая и честная девушка и больше ничего»[29]. «Пустое место всякой первой любви», — вторит ему Марина Цветаева[32].
  • Архип Савельич, стремянной Гринёвых, с пяти лет приставленный к Петру в качестве дядьки. Обращается с 17-летним офицером как с малолетним, помня наказ «смотреть за дитятей»[33]. «Верный холоп», но лишённый холопства нравственного — прямо выражающий неудобные мысли в лицо и барину, и Пугачёву. Образ самоотверженного слуги принято относить к наиболее удачным в повести. В его наивных хлопотах о заячьем тулупе заметны следы типажа комического слуги, характерного для литературы классицизма.
  • Капитан Иван Кузьмич Миронов, комендант Белогорской крепости, бодрый старик высокого роста. Выходец из солдатских детей, не получивший никакого образования. За сорок лет службы приобрёл репутацию хорошего офицера. Дома носит колпак и китайчатый халат. Во всём почти подчиняется воле умной и проницательной супруги. По замечанию Цветаевой, «тип почти комический, если бы не пришлось ему на наших глазах с честью умереть». Ю. Айхенвальд отмечает духовное родство капитана Миронова со штабс-капитаном Максимом Максимычем у Лермонтова и капитаном Тушиным у Толстого: он «лучше всех воплощает это скромное величие, этот высший героизм простоты», который вырастает у Пушкина «из будней, из скромного и неэффектного материала»[34].
  • Василиса Егоровна Миронова, супруга коменданта, «старушка в телогрейке и с платком на голове», владелица единственной крепостной девки Палашки. Имеет репутацию «прехраброй дамы». «На дела службы смотрела, как на свои хозяйские, и управляла крепостию так точно, как и своим домком». Предпочла погибнуть рядом с мужем отъезду в безопасный губернский город. По оценке Вяземского, этот образ супружеской верности «удачно и верно схвачен кистью мастера»[31].
  • Емелья́н Ива́нович Пугачёв (1742 — 10 [21] января 1775, Москва) — донской казак, предводитель Крестьянской войны 1773—1775 годов в России. Пользуясь слухами, что император Пётр III жив, Пугачёв назвался им; он был одним из нескольких десятков самозванцев, выдававших себя за Петра, и самым успешным из них.

Адаптации

Повесть многократно экранизировалась, в том числе за рубежом:

В 1941 г. Сигизмунд Кац написал на сюжет «Капитанской дочки» оперу.

Примечания

  1. "Капитанская дочка" в критике и литературоведении // Пушкин А. С. Капитанская дочка. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1984. — С. 233—280
  2. Описание степного бурана отчасти позаимствовано Пушкиным из одноимённого очерка С. Аксакова.
  3. Налицо сюжетная рифма: подобно тому, как главный герой не узнал в вожатом грозного Пугачёва, его подруга не узнала в мирной старушке грозную императрицу. Вместо неумолимой логики правосудия судьбы героев к гармонии приводит очередное чудо монаршей милости.
  4. 1 2 3 4 5 Мирский Д. С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года / Пер. с англ. Р. Зерновой. — London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992. — С. 186—191.
  5. Петрунина Н. Н. Пушкин и Загоскин. («Капитанская дочка» и «Юрий Милославский»). — «Русская литература», 1972, № 4, с. 110—120.
  6. 1 2 Гиллельсон М. И., Мушина И. Б. Повесть А. С. Пушкина «Капитанская дочка»: Комментарий. Пособие для учителя. — Л.: Просвещение, 1977.
  7. Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина. Спб., 1855, с. 361.
  8. Речь, произнесенная в торжественном собрании Московского университета 6 июня 1880 г., в день открытия памятника Пушкину. — Рус. мысль, 1880, № 6, с. 20—2.
  9. Овчинников Р. В. Записи Пушкина о Шванвичах // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1991. — Т. 14. — С. 235—245.
  10. Петрунина Н. Н., Фридлендер Г. М. Над страницами Пушкина. Л., 1974, с. 73—123.
  11. 1 2 3 Макогоненко Г. П. Исторический роман о народной войне // Пушкин А. С. Капитанская дочка. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1984. — С. 200—232. — (Лит. памятники).
  12. Временник Пушкинской комиссии, 4—5. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1939, с. 487—488.
  13. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Л.: Наука, 1977—1979. Т. 6. Художественная проза. С. 511—559.
  14. Lib.ru/Классика: Чернышевский Николай Гаврилович. Очерки гоголевского периода русской литературы
  15. Отечественные записки, 1846, № 10, отд. 5, с. 66.
  16. 1 2 3 4 Якубович Д. П. "Капитанская дочка" и романы Вальтер Скотта // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1939. — [Вып.] 4/5. — С. 165—197.
  17. А. Галахов. О подражательности наших первоклассных поэтов. // Русская Старина, 1888, № 1, январь, стр. 27.
  18. Письма Александра Тургенева Булгаковым. М., 1939, с. 204.
  19. Десять лет спустя Вяземский писал, что в повести «история пугачевского бунта или подробности о нём как-то живее, нежели в самой истории», ибо здесь «коротко знакомишься с положением России в эту странную и страшную годину».
  20. Страхов Н. Н. Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом. 4-е изд. Киев, 1901. с. 222—225.
  21. Греч Н. Чтения о русском языке. Спб., 1840, ч. 1, с. 339.
  22. Достоевский: Статьи и материалы / Под ред. А. С. Долинина. Л., 1924 (на обл.: 1925), сб. 2, с. 526—529.
  23. Гоголь Н. В. Выбранные места из переписки с друзьями. М., 1847. Гл. XXXI.
  24. Arthur Power. Conversations with James Joyce. Lilliput Press, 1999. ISBN 9781901866414. Page 61.
  25. В черновых редакциях — Башарин, Валуев, Буланин.
  26. Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1955, т. 7, С. 577.
  27. Цветаева М. И. Мой Пушкин. М. 1967, с. 138.
  28. Чайковский П. И. Переписка с Н. Ф. фон Мекк. М., 1936, т. 3, с. 529.
  29. 1 2 Чайковский П. И. Переписка с Н. Ф. фон Мекк. М., 1936, т. 3, с. 643-644.
  30. По мнению Ю. Оксмана, один невольный пугачёвец, трактуемый как злодей и предатель, был нужен Пушкину только как «громоотвод, чтобы обеспечить от цензурно-полицейской грозы положительный образ другого».
  31. 1 2 Вяземский П. А. Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти Пушкина. 1847. — Полн. собр. соч. Спб., 1879, т. 2, с. 377.
  32. Пушкин и Пугачев
  33. Типы Пушкина / Под ред. Н. Д. Носкова при сотрудничестве С. И. Поварнина. — СПб.: Изд-во «Слов. лит. типов», 1912. — С. 149—153.
  34. Айхенвальд Ю. Пушкин. 2-е изд. М., 1916, с. 152—153.