Поприщин

Аксентий Иванович Поприщин
Поприщин на картине Репина
Серия произведений	Записки сумасшедшего
Создание
Создатель	Николай Васильевич Гоголь
Биография
Пол	Мужской
Возраст	около 42 лет
Дата рождения	около 1792 года
Место рождения	неизвестно
Дата смерти	в произведении нет смерти главного героя
Происхождение
Национальность	Русский
Место жительства	Санкт-Петербург
Социальный статус
Род занятий	чиновник
Должность	столоначальник
Звание	титулярный советник, дворянин
Семья
Дети	нет
Родственники	нет

Аксентий Иванович Попри́щин — литературный персонаж, главный герой повести Николая Гоголя «Записки сумасшедшего».

История образа Поприщина

Прообраз Поприщина в известной мере восходил от некоторых чиновников в незаконченной комедии Гоголя «Владимир третьей степени»: от чиновников Шнейдера, Каплунова и Петрушевича. Так, например, и некоторые записи имеют связь с этой комедией (например, диалог Шнейдера и Каплунова о немецком театре), а также некоторые выражения (прозвище Шнейдера «проклятая немчура» и «проклятая цапля» в «Записках»). Прослеживается также связь с главным персонажем картины П. Федотова «Свежий кавалер».

Реальным прообразом Поприщина в известной степени был сам Гоголь, инсценируя безумие, когда он учился в Нежинской гимназии. Причины такого поведения не совсем ясны: так, по словам Н. Кукольника, причиной притворства Гоголя стал страх быть высеченным розгами и желание избежать наказания; а по воспоминаниям Т. Г. Пащенко, «безумие» объяснялось намерением Гоголя получить свободное время для литературных занятий.

Внешний вид Поприщина

У Поприщина довольно своеобразный внешний вид. В «записках» Гоголь явно показывает внешний вид чиновника непривлекательным:

	«Взгляни хоть в зеркало на своё лицо, куды тебе думать о том!»

Ещё хуже его видит собачка Меджи, о чём он «узнаёт», прочитав их «дружескую переписку» :

	Мне кажется, если этот камер-юнкер нравится, то скоро будет нравиться и тот чиновник, который сидит у папа в кабинете. Ах, ma chere, если бы ты знала, какой это урод. Совершенная черепаха в мешке… Фамилия его престранная. Он всегда сидит и чинит перья. Волоса на голове его очень похожи на сено. Папа́ всегда посылает его вместо слуги. Софи никак не может удержаться от смеха, когда глядит на него...

Следовательно, Поприщин не имеет сколько-нибудь привлекательной внешности, что не добавляет веса его достоинству в глазах окружающих.

Образ жизни

Поприщин — образованный, но малокультурный и недалёкий человек. Чтобы подчеркнуть это, Гоголь приводит рассуждение Поприщина при чтении газеты и стихов:

			Читал «Пчелку». Эка глупый народ французы! Ну, чего хотят они? Взял бы, ей-богу, их всех, да и перепорол розгами! Там же читал очень приятное изображение бала, описанное курским помещиком. Курские помещики хорошо пишут.

			Потом переписал очень хорошие стишки: «Душеньки часок не видя, Думал, год уж не видал; Жизнь мою возненавидя, Льзя ли жить мне, я сказал». Должно быть, Пушкина сочинение.

Также он любит ходить в театр:

			Был в театре. Играли русского дурака Филатку. Очень смеялся. Был еще какой-то водевиль с забавными стишками на стряпчих, особенно на одного коллежского регистратора, весьма вольно написанные, так что я дивился, как пропустила цензура, а о купцах прямо говорят, что они обманывают народ и что сынки их дебошничают и лезут в дворяне. Про журналистов тоже очень забавный куплет: что они любят всё бранить и что автор просит от публики защиты. Очень забавные пьесы пишут нынче сочинители. Я люблю бывать в театре. Как только грош заведется в кармане — никак не утерпишь не пойти.

И прогуливаться:

			После обеда ходил под горы. Ничего поучительного не мог извлечь.

Служба Поприщина в департаменте, взаимоотношения Поприщина с другими чиновниками и начальством департамента

Поприщин был мелким чиновником (переписывателем бумаг) одного из петербургских департаментов, где дослужился до звания дворянина (о чём он не переставал напоминать окружающим) и ранга титулярного советника. Сам департамент, в котором служил Поприщин — типичное «полусгнившее» учреждение николаевской России, где начальство и вовсе не считало подчинённых за людей, а человеческое к ним обращение не было обязательным: их могли распекать, унижать перед другими чиновниками и т. д., что Гоголь подробно описывает в своих повестях о бедных и незнатных чиновниках («Шинель» и «Записки…»). Самого Поприщина иногда распекает, а иногда просто поругивает начальник отделения, чем Поприщин, естественно, недоволен:

			Признаюсь, я бы совсем не пошел в департамент, зная заранее, какую кислую мину сделает наш начальник отделения. Он уже давно мне говорит: «Что это у тебя, братец, в голове всегда ералаш такой? Ты иной раз метаешься как угорелый, дело подчас так спутаешь, что сам сатана не разберет, в титуле поставишь маленькую букву, не выставишь ни числа, ни номера». Проклятая цапля! он, верно, завидует, что я сижу в директорском кабинете и очиниваю перья для его превосходительства.

			Разбесил начальник отделения. Когда я пришел в департамент, он подозвал меня к себе и начал мне говорить так: «Ну, скажи, пожалуйста, что ты делаешь?» — «Как что? Я ничего не делаю», — отвечал я. «Ну, размысли хорошенько! ведь тебе уже за сорок лет — пора бы ума набраться. Что ты воображаешь себе? Ты думаешь, я не знаю всех твоих проказ? Ведь ты волочишься за директорскою дочерью! Ну, посмотри на себя, подумай только, что ты? ведь ты нуль, более ничего. Ведь у тебя нет ни гроша за душою. Взгляни хоть в зеркало на своё лицо, куды тебе думать о том!» Черт возьми, что у него лицо похоже несколько на аптекарский пузырек, да на голове клочок волос, завитый хохолком, да держит её кверху, да примазывает её какою-то розеткою, так уже думает, что ему только одному все можно. Понимаю, понимаю, отчего он злится на меня. Ему завидно; он увидел, может быть, предпочтительно мне оказываемые знаки благорасположенности. Да я плюю на него!

Нужно знать, что из начальства лишь директор департамента относился к Поприщину довольно нормально:

			Да, не нашему брату чета! Государственный человек. Я замечаю, однако же, что он меня особенно любит.

Поприщин не служил ревностно, в своей работе он не видел своё «поприще» или призвание (в отличие от другого Гоголевского персонажа, Акакия Акакиевича Башмачкина, который служил «с любовью»). С другими чиновниками у Поприщина каких-либо отношений практически не было. В его записях ни разу не появлялся какой-нибудь чиновник (да и вообще человек), о котором Поприщин отзывался как о своём друге: Поприщин вообще большей частью писал о себе (что и говорит о его сильном самолюбии). Что же касается мнения Поприщина о других чиновниках, то оно было не очень хорошим как в жизненном, так и в культурном плане:

			Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру: пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит.

			А вот из нашей братьи чиновников есть такие свиньи: решительно не пойдет, мужик, в театр; разве уже дашь ему билет даром.

Из всего этого следует, что Поприщин был довольно одинок, завышен в самооценке, скрытен и робок, порою унижаем начальником отделения, что постепенно замыкало его в себе, и он постепенно сходил с ума.

Любовь Поприщина к дочери директора

У Поприщина есть одно дополнение ко всей его «обычной» жизни — любовь. Он безумно любит дочь директора: вспоминает о ней в любой момент, когда ходит в театр, переписывает стихи и т. д., но всегда после этого следует выражение «Эх, канальство! ничего, ничего… молчание». Поприщин очень хочет поговорить с ней, но у него «чёрт возьми, никак не поворачивается язык», а потому он решает узнать о ней другим, более лёгким способом: он спрашивает её собачку Меджи о Софи (именно так звали директорскую дочку), но «хитрая собачонка поджала хвост, съежилась вдвое и вышла тихо в дверь так, как будто бы ничего не слышала», и Поприщин решает отправиться к дому Зверкова, увидеть Фидель, допросить её и перехватить их переписку. Ему это удаётся, и он решается узнать о Софи (ему также очень важно то, как она к нему относится и он надеется, что вскользь писем он и это найдёт). Но помимо, печальной вести о свадьбе, ему становится противно от того, как видит его эта собачка, да и сама Софи. Поприщин впадает в ярость, он думает, что «всё это штуки начальника отделения», словом, выходит из себя. Также Поприщин не довольствуется несовершенством общества, «ведь через то, что камер-юнкер не прибавится третий глаз на лбу». Он никак не может справится с такой несправедливостью и думает, отчего он титулярный советник, а не кто-либо ещё. Когда он в последний раз (окончательно сойдя с ума) видит дочь директора, он, уже вообразив что-то и о ней, говорит ей:

			Счастие вас ожидает такое, какого она и вообразить себе не может, и что, несмотря на козни всех неприятелей, мы будем вместе.

Из последней записи видно, что в конце концов Поприщин окончательно потерял связь с реальностью и даже любовь к директорской дочери стала лишь как придаток ко всем прочим бредням Поприщина.

Постепенное схождение Поприщина с ума

Разговор собачек, их «дружеская переписка» и день 3 декабря

Поприщин страдал бредом величия и параноидной формой шизофрении, которой присущ систематический бред. Поначалу Поприщин вёл себя обыкновенно и думал вполне адекватно, но постепенно у него начинают проявляться признаки сумасшествия: 3 октября с Поприщиным «случается необыкновенное приключение»: он подслушивает разговор собачек Фидель и Меджи (собачки директора департамента) и узнаёт, что и собаки могут говорить и писать. Позднее у Поприщина появляется сильное желание узнать, как живут люди «высшего общества», он пробует поговорить об этом с директором департамента, но у него не получается. Тут его неожиданно «озаряет светом»: он вспоминает разговор собачонок, который услышал на Невском проспекте и уже на следующий день (12 ноября) отправляется к тому дому (дому Зверкова), докуда он выследил Фидель. Допрос собачки у него не получается, но у неё в лукошке он находит связку каких-то бумажек. Посчитав, что это и есть их переписка, Поприщин быстро выбегает из квартиры. На следующий день, он разбирает письма из их «дружеской переписки» (переписка собак была позаимствована Гоголем у Гофмана), где, помимо «собачьих прелестей жизни», находит информацию и о семье директора (например то, что директор получает орденскую ленту). Но относительно своей возлюбленной, Софи, Поприщин узнаёт пренеприятное известие:

			Камер-юнкер теперь у нас каждый день. Софи влюблена в него до безумия. Папа' очень весел. Я даже слышала от нашего Григория, который метет пол и всегда почти разговаривает сам с собою, что скоро будет свадьба; потому что папа' хочет непременно видеть Софи или за генералом, или за камер-юнкером, или за военным полковником…

Ему это известие — тяжёлый удар в сердце. Но тот факт, что жених — камер-юнкер, ещё больше выводит Аксентия Поприщина из себя, заставляет погружаться его глубже и глубже в свою фантазию:

			Я несколько раз уже хотел добраться, отчего происходят все эти разности. Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник? Может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а только так кажусь титулярным советником? Может быть, я сам не знаю, кто я таков. Ведь сколько примеров по истории: какой-нибудь простой, не то уже чтобы дворянин, а просто какой-нибудь мещанин или даже крестьянин, — и вдруг открывается, что он какой-нибудь вельможа, а иногда даже и государь. Когда из мужика да иногда выходит эдакое, что же из дворянина может выйти? Вдруг, например, я вхожу в генеральском мундире: у меня и на правом плече эполета, и на левом плече эполета, через плечо голубая лента — что? как тогда запоет красавица моя?что скажет и сам папа, директор наш?

Этот день можно посчитать последним шагом Поприщина к безумию: после этого дня ему останется лишь повод, чтобы окончательно сойти с ума и погрузиться в свою фантазию.

Окончательный отрыв Аксентия Поприщина от реальности

У Поприщина теперь для своей фантазии не хватает лишь одного — узнать, кто же он таков на самом деле. Прочитав 5 декабря газеты, и узнав о странных делах Испании, он долго об этом размышляет:

			Как же может быть престол упразднен? Говорят, какая-то донна должна взойти на престол. Не может взойти донна на престол. Никак не может. На престоле должен быть король. Да, говорят, нет короля, — не может статься, чтобы не было короля. Государство не может быть без короля. Король есть, да только он где-нибудь находится в неизвестности. Он, статься может, находится там же, но какие-нибудь или фамильные причины, или опасения со стороны соседственных держав, как-то: Франции и других земель, заставляют его скрываться, или есть какие-нибудь другие причины.

Он уже не ходит в департамент (как минимум с 3 Декабря), а вместо этого думает о делах Испании. Эти размышления не оставляют его, он становится более рассеянным. Но в конце концов, его размышлениям приходит неожиданный конец — Поприщин понимает, что король Испании не кто иной, как он сам:

			Сегодняшний день — есть день величайшего торжества! В Испании есть король. Он отыскался. Этот король я. Именно только сегодня об этом узнал я.

После этого вся реальность окончательно становится ему чужда: теперь он живёт только в своей фантазии.

Жизнь в Петербурге, в сумасшедшем доме («Испании») и последующая потеря смысла записей

День «Мартобря 86» и «Королевская мантия» Поприщина

Поприщин, «став королём», не желал и вовсе идти в департамент: он не желал более знать «всю эту канцелярскую сволочь», а потому, когда пришёл экзекутор, Аксентий Поприщин «для шутки пошёл в департамент». Его последний день в департаменте был очень непохожим на предыдущие, так как Поприщин сошёл с ума, да к тому же желал отомстить «канцелярской сволочи», а в первую очередь — начальству:

			Начальник отделения думал, что я ему поклонюсь и стану извиняться, но я посмотрел на него равнодушно, не слишком гневно и не слишком благосклонно, и сел на своё место, как будто никого не замечая. Я глядел на всю канцелярскую сволочь и думал: «Что, если бы вы знали, кто между вами сидит… Господи боже! какую бы вы ералашь подняли, да и сам начальник отделения начал бы мне так же кланяться в пояс, как он теперь кланяется перед директором». Передо мною положили какие-то бумаги, чтобы я сделал из них экстракт. Но я и пальцем не притронулся. Через несколько минут все засуетилось. Сказали, что директор идет. Многие чиновники побежали наперерыв, чтобы показать себя перед ним. Но я ни с места. Когда он проходил чрез наше отделение, все застегнули на пуговицы свои фраки; но я совершенно ничего! Что за директор! чтобы я встал перед ним — никогда! Какой он директор? Он пробка, а не директор. Пробка обыкновенная, простая пробка, больше ничего. Вот которою закупоривают бутылки. Мне больше всего было забавно, когда подсунули мне бумагу, чтобы я подписал. Они думали, что я напишу на самом кончике листа: столоначальник такой-то. Как бы не так! а я на самом главном месте, где подписывается директор департамента, черкнул: «Фердинанд VIII». Нужно было видеть, какое благоговейное молчание воцарилось; но я кивнул только рукою, сказав: «Не нужно никаких знаков подданничества!» — и вышел.

Далее он пришёл к директорской дочери и сказал ей, «что счастье её ожидает такое, какого она и вообразить себе не может, и что, несмотря на козни неприятелей, они будут вместе». Далее Поприщин бредит о «замужестве женщины и чёрта», а после обличает общество:

			А вот эти все, чиновные отцы их, вот эти все, что юлят во все стороны и лезут ко двору и говорят, что они патриоты и то и сё: аренды, аренды хотят эти патриоты! Мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!

После Поприщин уже начинает забывать даты или думать, что их вовсе нет (например: Никакого числа. День был без числа.). Также Поприщин ждёт испанских депутатов, а сам тем временем шьёт себе мантию из вицмундира, «который надевал всего два раза». Точный вид «мантии» неизвестен, но известно, что «Мавра вскрикнула, когда он надел её», а также то, что «ножницами была изрезана вся».

Попадание Поприщина в сумасшедший дом и его первый день там

Понятно, что подобное больше продолжаться не может, и за Поприщиным приходят «испанские депутаты», которые отвозят его в сумасшедший дом, но Поприщин воспринимает это, как прибытие в Испанию. В первый день его пребывания там Поприщин понимает, что «эта Испания — весьма странная земля», с «бритыми грандами» и «странным по обхождениям государственным канцлером», который ударил его палкой по спине. Поприщин, зная, что это «рыцарский обычай при вступлении в высокую должность», вскоре забывает об этом и решает заняться «государственными делами», которые вдобавок смешивают у него всё в голове. Так он путается в географии, воспринимая Китай и Испанию «как одну и ту же землю», а после начинает проявлять «сердечное беспокойство» о Луне, на которую, по сведениям некоего английского химика Веллингтона, «сядет Земля». Это сильно беспокоит Поприщина, и он бежит в «залу государственного совета», чтобы «дать приказ полиции не допустить Земле сесть на Луну». «Бритые гранды» лезут на стенки, чтобы исполнить «монаршее желание Фердинанда VIII» (достать Луну), но в этот момент в залу входит «канцлер». Гранды разбегаются, а Поприщин, «как король», остаётся один. Но канцлер прогоняет его в свою комнату, ударив второй раз палкой по спине. Поначалу Поприщин воспринимает это как народные обычаи, хоть и несколько удивляется их странности.

«Зверствующая инквизиция», которой подвергся и сам «Фердинанд VIII»

Но постепенно Поприщин понимает, «что это слишком странная земля — Испания». Поприщина «лечат» не очень хорошими методами: дабы вернуть человека в реальность, они обливают его холодной водою и бьют палкой по спине. Поприщин «таких глупых, бессмысленных обычаев» не понимает, но понимает, что это не к добру. Он уже не имеет прямой связи с реальным миром и думает по-своему, отчего к нему так относятся. Его умозаключение соответствовало его фантазии: «он подвергся инквизиции», а тот, которого он принял за канцлера, «есть главный инквизитор». На вопрос, «как король мог подвергнуться инквизиции», Поприщин тоже находит ответ: это происки Франции и в особенности Полиньяка, которого в свою очередь «водит англичанин».

Теперь Поприщин пытается избежать встреч с «великим инквизитором». Например, «25 Числа» к Поприщину приходил «великий инквизитор», а их встреча была такой:

			Сегодня великий инквизитор пришел в мою комнату, но я, услышавши еще издали шаги его, спрятался под стул. Он, увидевши, что нет меня, начал звать. Сначала закричал: «Поприщин!» — я ни слова. Потом: «Аксентий Иванов! титулярный советник! дворянин!» Я всё молчу. «Фердинанд VIII, король испанский!» Я хотел было высунуть голову, но после подумал: «Нет, брат, не надуешь! знаем мы тебя: опять будешь лить холодную воду мне на голову». Однако же он увидел меня и выгнал палкою из-под стула. Чрезвычайно больно бьется проклятая палка. Впрочем, за все это вознаградило меня нынешнее открытие: я узнал, что у всякого петуха есть Испания, что она у него находится под перьями. Великий инквизитор, однако же, ушел от меня разгневанный и грозя мне каким-то наказанием. Но я совершенно пренебрег его бессильною злобою, зная, что он действует, как машина, как орудие англичанина.

Последняя запись

В последней записи отчётливо видно, что Поприщин лишается каких-либо связей с реальностью. Если ранее он был в своей фантазии, которая и пересекалась с реальностью, то в этой записи Поприщин окончательно уходит от всех реалий. Он также несколько идеализируется (на протяжении всей повести, но именно в конце окончательно), мечтая увидеть мать и пронестись к ней через «тройку быстрых, как вихорь, коней». Так он претерпевает свою последнюю душевную метаморфозу и, казалось бы, действительно идеализируется, но фраза «А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?» позволяет читателю понять, что, несмотря на некоторую идеализацию, Поприщин остался сумасшедшим, даже умалишённым.

Внутренний мир Поприщина

До сумасшествия

До сумасшествия у Поприщина был свой внутренний мир, который, по словам Вересаева, постоянно претерпевал внутренние изменения. Так, Гоголь попробовал идеализировать простого бедного и незнатного чиновника.

Поприщин и в самом деле большой идеалист. Он, несмотря на неприязнь к многим чиновникам, всё же чтит тех, кто выше генеральского чина. Он любит директорскую дочь и та снисходительно улыбается, видя его поведение. Он же, настолько близко воспринимает это к сердцу (и переосмысливает) всё это на свой лад. Поприщин всё больше и больше идеализирует её и её образ (подобный пример идеализации был у Гоголя также в Невском проспекте, когда бедный художник Пискарёв в совершенном упоении и забвении пошёл вслед за красивой брюнеткой). Его нерешительность и робость не дают ему ни малейшей возможности поговорить с нею, и он вспоминает о собачке Меджи и те «письма», которые та писала к Фидель. Прочитав эти письма и узнав не только то, что она находит его «черепахой в мешке», но и факт свадьбы, он окончательно теряется. Он принимает первую «метаморфозу»: он не хочет верить в то, что чин важен, но другая мысль — мысль «Отчего я титулярный советник?» всё больше и больше терзает Поприщина. Он ищет своё неведомое поприще, также задает почти гамлетовский «проклятый» вопрос, обращенный чуть ли не к Богу и сродни воплю Иова, вопрос о предназначении человека и отведенном ему на всю жизнь, неведомо почему, «месте», «поприще». Он больше не может так жить. Тревожные вести из Испании окончательно подрывают его пошатнувшееся самосознание и он окончательно сходит с ума, понимая, что он — король Испании.

После окончательного сумасшествия (после «43 апреля 2000 года»)

После окончательного сумасшествия Поприщин претерпевает ещё одну метаморфозу. Назначив себя испанским королём, Поприщин воплощает образ гуманного, добродетельного правителя; избавляется от честолюбивых амбиций, заявляя собратьям-чиновникам: «Не нужно никаких знаков подданничества!» Безумие подталкивает Поприщина к постижению сущностных законов жизни. Например, он обнаруживает трагикомический разрыв между скрытым духовным зерном человека и его чином, на фоне вечности оказывающимся иллюзорным.

Так, анекдотическую ситуацию Гоголь превращает в высокую трагедию: безумный Поприщин с подлинно королевским достоинством встречает страдания, заслуженно предназначенные, по его убеждению, Фердинанду VIII; терпит насилие и унижения от «испанских депутатов», везущих его в карете к испанским границам «так шибко», от «канцлера», ударившего его «два раза палкою по спине» и на деле оказавшегося «великим инквизитором». Поприщину выбривают голову, льют на неё холодную воду. В финале он предстает в образе христианского мученика (по гипотезе В.Воропаева и И.Виноградова, повесть первоначально называлась «Записки сумасшедшего мученика»), вступившегося за «нежную и непрочную луну», прескверно сработанную в Гамбурге дураком бочаром, положившим «смоляной канат и часть деревянного масла, и оттого по всей земле вонь страшная, так что нужно затыкать нос». Защищая «нежный шар» луны от Земли, что непременно сядет на луну, Поприщин собирает Государственный совет с бескорыстным и гуманным намерением спасти луну и обитающие на ней человеческие носы. При виде «канцлера» «бритые гранды», ловившие луну по стенкам, разбегаются, а Поприщин, «как король, остался один», получая удар палкой. Образ Поприщина претерпевает последнюю метаморфозу: сумасшедший вырастает в мудреца, заново воссоединяющего расколотый мир, в гениального художника, одержимого сострадательной любовью к вселенной и человечеству, размыкающего узы сознания и материи, преодолевающего пространство и время с помощью тройки «быстрых, как вихорь, коней», летящих в небо. Поприщин, таким образом, обретает истинное поприще: пройдя через страдания, он открывает в собственной личности неисчерпаемые духовные богатства.

Оценка «Записок сумасшедшего» и самого Поприщина критиками

Критика отнеслась положительно к новой повести Гоголя. Так, по мнению Сенковского, «в них были те же достоинства, что и в забавной истории поручика Пирогова. Правда было бы лучше, если бы „Записки сумасшедшего“ соединялись какой-либо идеею» («Библиотека для чтения», 1835, февраль).

Гораздо ярче и глубже оказался отзыв Белинского (в статье «О русской повести и повестях Гоголя»): «Возьмите „Записки сумасшедшего“, этот уродливый гротеск, эту странную, прихотливую грезу художника, эту добродушную насмешку над жизнию и человеком, жалкою жизнию, жалким человеком, эту карикатуру, в которой такая бездна поэзии, такая бездна философии, эту психическую историю болезни, изложенную в поэтической форме, удивительную по своей истине и глубокости, достойную кисти Шекспира: вы ещё смеетесь над простаком, но уже ваш смех растворен горечью; это смех над сумасшедшим, которого бред и смешит, и возбуждает сострадание». — Повторил этот свой отзыв Белинский и в рецензии (1843 года) на «Сочинения Николая Гоголя»: «Записки сумасшедшего» — одно из глубочайших произведений…"

Ссылки и литература

• Записки сумасшедшего в Викитеке
• Комментарии Архивная копия от 30 декабря 2019 на Wayback Machine // Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений: [В 14 т.] / АН СССР; Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — [М.; Л.]: Изд-во АН СССР, 1937—1952. Т. 3. Повести / Ред. В. Л. Комарович. — 1938. — С. 633—723.
• Поприщин // Литературные герои. — Академик (рус.). — 2009. //Золотусский И. Монолог с вариациями. М., 1980;